Павел пил и одновременно прощался с надеждой на новую, счастливую жизнь. Он пришел к выводу, что ничего уже не изменишь. Через неделю от отправился в Пермскую область, где отбывала наказание его жена.

Марта через два дня оказалась в небольшом городке у родителей.

Родители постарели, но держались молодцом. Отец, несмотря на свои семьдесят, продолжал работать сторожем. Мать вела подсобное хозяйство – держала несколько кур и борова. Оба посочувствовали Марте в раннем вдовстве, хотя в глубине души были, пожалуй, рады, что дочь избавилась от добровольного ярма – заботы об инвалиде. На похороны зятя они не приезжали, так как не на кого было оставить хозяйство, да и денег на дорогу было бы непросто наскрести. Последний раз они видели молодых на свадьбе, почти шесть лет назад. Марта сильно изменилась. Тогда их дочь была жизнерадостной пампушкой, а ныне родители увидели озабоченную, заметно постройневшую женщину столичного вида. На похудевшем лице глаза казались крупнее, а сочно-розовые губы заметнее. И золотистый одуванчик волос над ее головой был, в их понимании, последним писком городской моды. Мать быстро смекнула, что для Марты еще не все потеряно, и начала сватать дочке местного жениха, тоже недавно овдовевшего хозяина-пчеловода. Единственным его недостатком был пенсионный возраст, но Марта сказала, что не пошла бы и за более молодого: ей даже думать о новом замужестве неприятно, ведь после кончины Бориса не прошло и года. Марта вынудила себя пробыть в родительском доме две недели и с чувством облегчения возвратилась в Петербург.

Поездка Павла оказалась еще менее удачной. Для свидания супругам была выделена на три дня комнатка с зарешеченным окном. И казенная обстановка: кровать, стол и тумбочка – мало способствовали лирическому настроению. К тому же, Наталья Степановна огорошила Павла заявлением, что хочет развестись с ним! И это тогда, когда он, отлученный от Яны, уже не нуждался в свободе. Выяснилось, что супруга его устроилась в колонии сносно: она составляла калькуляции в арестантской столовой – перед ее приездом как раз освободилось место. Но у Натальи Степановны имелись и более радужные планы: она рассчитывала на пересмотр дела или на амнистию, а также на послабление режима. Павел так и не понял, чем вызван оптимизм жены, тем более, почему возникло это желание поспешного развода. Однако согласие дал, и подпись его была заверена нотариусом. Все же под конец свидания он вырвал из нее признание, почему она, прежде цеплявшаяся за него чуть ли не зубами, теперь отпустила. Наталья Степановна снисходительно усмехнулась:

– Паша, я же не дурочка. Видела, к чему у нас дело идет. Когда на пляже ты с этой девкой чуть ли ни в обнимку валялся…

– Наташа! Ты не так все поняла. И, вообще, у нас с Яной все кончено. Давай попытаемся начать заново. Может, нам обвенчаться? – предложил он от безысходности.

– Разбитую чашку не склеишь, все равно будет пропускать воду. С Яной, говоришь, закончено, с другой красоткой начнется. Ты – мужик молодой, еще не перебесился. А я хочу надежную гавань найти, жизнь свою всерьез устроить.

– Но не здесь же, Наташа. Подожди, выйдешь на свободу…

– Мне ждать некогда, Пашенька. Сорок годков уже минуло. А люди всюду счастье свое находят, и в тюрьме тоже.

– Но здесь же женская колония. Неужели ты…

– Нет, до греховных пристрастий еще не дошла. Есть у меня на примете один мужичок, из администрации.

– Это он тебя «придурком» в столовую пристроил?

– А ты догадливый, Паша. Сказывается, что эту же школу прошел. Теперь понимаешь, почему я с разводом тороплюсь?

Наталья Степановна провела с мужем два дня из трех, отпущенных на свидание, и, получив нужную бумагу, вернулась в камеру. Она готовилась к новой жизни, и ревность нового возлюбленного ей была ни к чему.

Павел уехал домой. Еще недавно он разрывался между двумя женщинами, а теперь у него не было ни одной. В конюшне его ожидали новые неприятности, лошади Котова были выставлены на продажу – он лишался последних, чутких друзей. Как он будет жить без уютного запаха навоза, без задушевного ржания вороных и гнедых приятелей, шершавым языком ласкающих его ладони?

Пока Марта и Павел находились в дальних уголках России, Яна осваивалась со своим новым положением. Временами оно казалось невыносимым. Уже в день возвращения домой Яна выяснила, что Евгений женат. И поняла, что ей полагалось бы это знать, но она ничего не помнила ни об этом событии, ни о многом другом.

Доставив Яну и близнецов из больницы домой, Евгений немного потоптался в квартире, а затем виноватым голосом заявил Яне, что должен покинуть ее. Жена держит в суровых рукавицах, требует, чтобы он ночевал дома.

Эти слова чуть не убили Яну, но она удержалась от возгласов, решив позднее выведать у Валерия подробности. А Валерий остался с ней, чтобы помочь на первых порах.

К следующему приходу Евгения Яна уже была готова к разговору.

– Женя, ты мотаешься туда-сюда. Что же будет дальше?

– Яночка! Подожди немного. Я скоро разведусь с ней. Мы абсолютно разные люди!

– Зачем же ты женился?

– Ты забыла? Я говорил тебе: по расчету. От ее отца зависит, получу я место в олимпийской сборной по гребле – или нет.

– И тебе наплевать на меня и наших малышей?

– Конечно, нет, ласточка моя. Кстати, я не понял, чего это там в больнице мужик в свитере права качал? Ты спала с ним, что ли?

– Ты ведь ушел от меня к этой дочке функционера!

– Это не в счет, это мои дела. Я говорю о наших детях. Я не собираюсь бросать их, но я должен быть уверен, что это мои дети. Вот подрастет мелочь, обязательно сделаем тесты на отцовство. Хотя и так вижу: девчушка – моя копия!

– Ты готов отказаться от своих детей, если процент вероятности тебе покажется малым?

– От своих – ни за что! Я готов помогать им и тебе, сколько потребуется. Но чужих отпрысков душа не приняла бы. Только откуда чужим-то взяться, ведь ровно девять месяцев прошло с тех пор, как у нас с тобой резинка порвалась. Зато парочка вылупилась – что надо!

Евгений подошел к плачущей девочке и пощекотал ей шейку, заодно улыбнулся и сыну.

– Фамилию и отчество я им свои дам, – это заметано. Ивановыми земля русская держится. А имечки можешь сама на досуге придумать, я на любые согласен. Но если Женькой кого назовешь, буду только приветствовать.

Евгений чмокнул Яну в нос и опять заторопился: на другом конце города его ждала законная жена. Валерий суетился в кухне, подогревая до нужной температуры детский кефир из молочной кухни. У Яны не хватало молока для двоих, надо было прикармливать детей. Покормив обоих детей этим продуктом, он перепеленал малышей, взял одного за другим на руки, и, покачивая и что-то напевая, попытался успокоить их. Наконец, малыши затихли. Валерий подошел к Яне и несмело погладил ее по спине:

– Ты не слушай моего балбеса про отцовский тест. Дети будут наши, Яночка – твои и мои, при любом раскладе. Но я уверен, что физиологический отец Женька.