Кэролайн Бейкер (по словам Вивьен, «удивительный стилист»; она работала сначала в «Vogue», а потом у Вествуд) говорит, что лишь после того, как Терри Джонс ушел из «Vogue» и помог основать журнал «i-D», посвященный уличной моде и ее воздействию на нашу жизнь, в британском «Vogue» осознали, что упустили. «Мне нравилось, что делали в компании Вивьен, – говорит Кэролайн, – ее работы казались естественным и явным отражением творившегося в политической жизни страны хаоса, так что со стороны «Vogue» и других изданий было глупо игнорировать их. Моими любимыми коллекциями у нее были первые две – «Пираты» и «Девушки из Буффало». Они были словно приготовленные для нас блюда: аппетитные, простые, появившиеся перед нами будто по волшебству. Я стала немного растаманкой – такими же были образы из коллекции «Девушки из Буффало»: пышные юбки, растаманские шапки, прически с небрежными завитками: мы отыскали древнюю технику завивки волос, когда прядки накручивают на хлопковые ленточки. Все это придумала Вивьен».

Вивьен (в заднем ряду в центре) и ее сотрудники у магазина «Nostalgia of Mud» в Сент-Кристофер, 1982

«В общем, к 82-му – 83-му году я работала одна. У меня был закройщик и две швеи. Но даже вещи примерять приходилось самой. Я поняла, что, если хочешь, чтобы вещь хорошо и правильно сидела, нет ничего лучше, чем надеть ее на себя. Я до сих пор так считаю. Я так привыкла. Но в те времена мне было очень, очень тяжело.

Так что я сама стала придумывать модели и сама руководила компанией, организовывать производство и все остальное оказалось ужасно тяжело. Я знала, что это такое. Я была сама по себе, и хотя пресса с ума сходила по тому, что мы делали, до выпуска коллекций «Mini Сrini» («Мини-крини») и «Харрис-твид» у нас выдалось десять крайне тяжелых лет».

Когда отношения пары расстроились, Вивьен перво-наперво попыталась расширить компанию и открыла свой первый магазин в Вест-Энде – «Nostalgia of Mud» («Ностальгия по грязи») в торговой зоне Сент-Кристофер рядом с Оксфорд-стрит. Имя свое магазин получил как дань романтичной идее французов, идеализировавших нищету. Интерьер вызвал не меньшую реакцию, чем представленная в нем одежда, зато сочетался с выбранной Вивьен палитрой земляных оттенков и атрибутами культа вуду: этот стиль тут же попал на подиум, оформление скопировали для современных театральных постановок Великобритании. «Магазин напоминал площадку археологических раскопок. За концепция отвечала я. Я и Роджер Бертон, – говорит Вивьен. – Там были канделябры в стиле мисс Хэвишем, всякая мелочовка, которую я хранила в своем маленьком автомобильчике, а еще я придумала сделать чучела ворон из дерева и толстых досок, и так я познакомилась с Томом Биннсом. Второй из двух магазинов, которые я оформила сама, находился на Дэвис-стрит. Но мне нравился «Nostalgia of Mud», и он формировал общественное мнение». Магазин дал имя коллекции одежды «Nostalgia of Mud» («Ностальгия по грязи»), правда из-за представленных в ней длинных, в пол, боливийских юбок и сопровождавшего показ саундтрека «Девушки из Буффало» ее нередко называют «Девушки из Буффало». Магазин просуществовал всего лишь два года, пав жертвой разрыва Вивьен и Малкольма. Несмотря на это, коллекцию «Девушки из Буффало» показали в Париже и она снискала всеобщее признание. С нее начался период творчества Вивьен, впервые самостоятельного: оно оказало на мир моды небывалое влияние. «Новая романтика» с ее свободными рубашками и юбками, поясами и роскошными тканями была только началом. Палитру грязных цветов и вещи из поношенного войлока из коллекции «Девушки из Буффало» копировал весь мир моды – их в равной степени можно было увидеть в массовой моде, в коллекциях одежды для клубов и на подиумах. Свободный крой и приглушенные цвета вещей Вивьен очень понравились японцам, и образ бродяги в рваной одежде тут же был перенят маркой «Comme des Garçons», став ее отличительной чертой. Но вклад Вивьен был больше, чем просто установление новой моды благодаря усиленному вниманию СМИ к ней и ее партнеру. Она по-новаторски обращалась с тканью, и ее практические идеи почти сразу стали в моде аксиомами. Возьмем, к примеру, обтягивающую юбку-тубус. Вивьен вспоминает: «Я работала у себя в студии, и у нас там была кругловязаная двухслойная трикотажная ткань, которой моют окна. Мы сделали из нее «бытовой» кардиган с пуговицами из расплавленных крышечек для коллекции «Панкутюр». И я надела на себя эту ткань – она напоминает огромный чулок, – потому что всегда примеряла вещи, которые делала». Вивьен носила и сейчас носит британский 10-й размер. «Обычное кругловязаное полотно, но никто до этого не делал кофты из кругловязаного джерси. Его можно было носить как угодно, а мне очень нравилось, когда одежда из него длинная, до самых лодыжек. Этот образ стал знаковым».

Плащ из коллекции «Ведьмы» оказал влияние на моделирование во всем мире

Модели Вивьен стали все больше влиять на моду. Возьмите плащи из коллекции «Ведьмы» (1983), которые сейчас хранятся в ее архиве на Элксо-стрит. Они выглядят сложными и футуристичными, сшиты из квадратов ткани, и по ним видно, как умело кроит Вивьен: она привыкла раскладывать ткань на манекене или на теле, экономно ее используя с учетом естественных линий фигуры. Весь мир копировал ее плащи, но чаще всего они получались не такими удачными. Хотя позднее Вивьен страстно увлеклась традициями Сэвил-Роу – строгим кроем и даже корсетами, – во времена «Ведьм» она увлеченно «натягивала и стягивала ткань на теле. Я начинаю с материала, делаю пару разрезов в квадратном куске ткани, крою из отрезанных частей рукава и ластовицы, чтобы было свободнее, а потом пытаюсь понять, где наряд касается тела. То место, где он касается, определяет, как ты в нем будешь стоять и двигаться и что ты сможешь в нем делать». Такая манера дизайнера работать и мыслить была новаторством, и очень радостно видеть, как распространяются работы Вивьен, тем более что она училась своему делу и мастерству практически у всех на виду – так, что видны были все швы. Ее юбка-тубус, многослойный плащ, такой популярный в Японии, напоминающий одновременно и кимоно, и костюм героя научной фантастики, брюки и блузы по мотивам пиратской романтики, детская радость от грязи моментально вошли в массовую моду, и теперь порой даже сложно вспомнить, что они появились в определенное время и благодаря определенному человеку – Вивьен.

«Я никогда не жаждала, чтобы меня любили, – настаивает Вивьен. – Любовь для меня – не необходимость. Я благодарна уже за то, что нравлюсь, но при этом не жду, что так и будет. Я всегда предпочитала быть сама по себе. Лучший комплимент, который я могу кому-нибудь сделать, – что с этим человеком жить так же хорошо, как одной». К 1983 году у Вивьен, пожалуй, было уже все, что мог бы предложить ей бурлящий жизнью город, кроме финансовой стабильности. Ее два сына росли сильными людьми и уже стали уходить из дома. Но, как вспоминает Гордон, брат Вивьен, «наша мама серьезно о ней волновалась: она говорила, что никогда в жизни не видела, чтобы человек столько работал. Вивьен трудилась как одержимая. С ней рядом было даже как-то не по себе: она работала всю ночь, потом засыпала на горе из тканей». Сын Вивьен Джо на общем языке с матерью – языке моды – пытается объяснить, какой она была тогда: «Залог успеха в создании одежды или чего бы то ни было – в том, чтобы знать, как решить задачу. Это очень успокаивает, потому что настоящая жизнь другая. Вивьен может придумать много способов, как добиться того, чтобы что-то получилось. И я видел, как она помогала тем людям, у которых умение шить в крови. Они знают все о том, как шить одежду, но, бывает, мучаются, не умея решить какую-нибудь задачу, убив на нее не одну неделю, создав десятка два образцов, – а у них никак не идет. Потом приходит Вивьен, за пять минут решает задачу и уходит – так же она делала и в Серли-Корт, – а те стоят, опешив, не шевелясь, с отвисшей челюстью, и говорят: «Как она это сделала?!» Такая вот она, наша мама. За десятилетия в мире моды я никого похожего на нее не встречал. Она гений. К тому же вкладывает в дело свою душу».