Между тем, даже исполнительная задница Рихарда Попиуса начала подмерзать вполне ощутимо, так что он невольно задумался, а где же, чёрт возьми, все? И не обосрался ли все-таки его солдат, и не привел ли «всех» куда-нибудь не туда? К счастью, Господь обделил его фантазией, так что муками ожидания он терзался слабо.

Герр Попиус как раз начал размышлять над тем, что он сделает с тем недоноском, если он облажается, когда сумрак шевельнулся, а тишина подалась под напором топота нескольких сотен башмаков.

Живи пока, удовлетворенно решил он и встал навстречу вышедшему вперед чёрноколетному строгому испанцу в простой фетровой шляпе, под которой угадывались очертания каскета. Это был командир саперов.

Между тем, тишины как не бывало. К восточной стене парка Мирабелло подползала невиданных размеров человеческо-лошадиная многоножка. Не было слышно песен, никаких лающих громких команд, никаких барабанов, труб и свистков. Но все- таки, судите сами, когда тридцать тысяч человек в доспехах и с оружием начинают одновременно «подкрадываться», шум образовывается изрядный, причем сам собой, даже без особых стараний.

Попробуйте напялить латы, перевязь с мечем и кинжалом, взять в руки пику или аркебуз и куда-нибудь «подкрасться», а мы посмотрим. Нет, нет, да лязгнет пластина о пластину, тяжелый башмак сокрушит сухую ветку на земле, пика или меч зацепится за что-нибудь. Кажется, что перемещаешься ты вполне тихо, но когда такие вот проблемы посещают тридцать тысяч человек одновременно, что тут начинается!

А добавьте лошадей, которым не втолкуешь ни черта, потому что они тупые и волосатые, командиров, которым приходиться управлять всем этим столпотворением, пусть и шепотом, скрипучие лафеты пушек и несмазанные оси зарядных ящиков, и вы поймете, насколько тихо может подкрадываться армия, растянувшаяся во все стороны на мили.

Попиуса и его разведчиков после короткой команды испанца унесло в сумрак, как сухие литься на ветру. Видимо, побежали к своей роте сочно напяливать снаряжение. Было на дворе пять утра 24 февраля.

Под стеной началась возня и суета. Скрипели вороты, стучали кирки, сыпался изнуренный временем камень. Минут через пять от саперов отделился солдат, который бегом направился туда, где в темноте угадывались зачехленный древки главных знамен. Быстро определив начальственные фигуры на конях, он подбежал, уважительно вытянулся и доложил:

– Стена очень толстая. Два-два с половиной фута. Отличная кладка. Если разбирать вручную, на три бреши нужного размера уйдет не меньше полутора часов.

Делль Васто, Фрундсберг, Ланнуа и де Бурбон а это были именно они, мрачно переглянулись.

– Везет как утопленникам, – проворчал Ланнуа, – стенка – тьфу, а попробуй перетащить на ту сторону всю нашу братию? Да еще незаметно?

– Шарль, я ведь предупреждал, – отозвался дель Васто. На «Шарля» командующий имперской армией в Италии заметно сморщился. Он терпеть не мог манеру маркиза, которому не так давно стукнуло двадцать три года, называть его по имени, упуская все имеющиеся титулы и звания. Тем более, что Шарль был старшего его на пятнадцать лет и справедливо почитал себя умудрённым ветераном.

– Нечего болтать – подал голос Фрундсберг, – взрывать надо! И так и так, прощай скрытность. Но полтора часа чесать сраки под стеной – не здорово. Держу пари, что французы нас уже заметили или вот-вот заметят. Так что, хватит жевать сопли, строим людей, взрываем к такой-то матери стену и вперед!

Эта тирада перекосила лица обоих его коллег. Аристократическая натура с трудом переносила манеру Фрундсберга выражать свои мысли.

Только де Бурбон молча ухмылялся.

Но сколь они не куксились, а Георг был прав, и попрекать его грубостью не стали. Он был старше и опытнее их всех, и, хоть не командовал армией официально, всегда оставлял за собой последнее слово. Так что дело пошло по-фрундсберговски.

Заиграли дудки, рассыпались трели капральских свистков, развернулись знамена и вся огромная армия с похвальной быстротой распалась на три эшелона. Впереди мушкетеры делль Васто и легкая испанская конница, потом пушки, позади четыре баталии пехоты и тяжелая конница на флангах. Ну и саперы под стеной, как же без них. Открыватели путей, туда их растуда.

Три дымных столба выросли разом, пощекотав клокастыми бородами низкое брюхо зимнего неба. Недолгое сверкание огня. Фонтаны обломков. К чёрту стену! Под сорванным покрывалом утренней тишины родились три бреши, грохот и жуткий переполох в лагере французов, где, наконец, сообразили, что атаковать их будут вовсе не с севера, как ожидалось, а с востока.

O-la-la, и так тоже бывает, господа военные.

Над расположением французского воинства повис вопль «Alarm!». Вооружались солдаты, разворачивались орудия, ржали перепуганные кони. Матерились командиры, ведь им еще предстояло угадать, откуда именно выйдет имперская армия – покров рощ и кустарника теперь играл на стороне врагов, так как перехватить их в невыгодной позиции они не успевали.

– Мон дьё, – сказал тогда король Франциск в своем шатре, – Господа! А вот и гости, я начал бояться, что они проигнорируют наше любезное приглашение. Но нет, все в порядке. Бал состоится. – Теперь уже не узнать, играл ли он в холоднокровие, или искренне радовался предстоящей битве, но лицо его описывали, как веселое, а голос уверенный.

– С Богом, господа. Вооружайтесь, идите к своим людям. Сегодня мы взвесим удачу имперских шавок на наших весах.

Мгла войны упала и вперед выступила роковая определенность неизбежного кровопролития. В проломы двинулись конница, мушкетеры и пушки. Было шесть часов утра. Вставало солнце.

Из анонимных записей:

«Первым в бой вступил авангард, как и положено. Мушкетеры со всей скрытностью вышли к опушке рощи и укрылись за кустарником, так что французская конница попала под смертоносный залп и вынуждена была отойти. В это время легкая конница испанцев атаковала их, а пушки принялись стрелять в сторону лагеря. Французы беспорядочно отвечали, но в темноте никуда не могли попасть. Наши выстрелы были не многим успешнее, так как расстояние оказалось весьма значительным.

На поле начиналось кровавое дело. Эскадроны конницы налетали друг на друга и раз за разом расступались. Бросаться в решительную атаку в самом начале командиры не рисковали, ибо благоволение судьбы было более чем туманно.

В конце концов, испанцы вынудили французских кавалеров отойти. Отдадим должное, сражались они храбро и превосходно, но постоянный огонь мушкетеров, до которых невозможно было добраться из-за густого кустарника, здорово проредил им левый фланг, так что убраться из под прицела было решением более чем разумным.

Мушкеты полностью оправдали возлагаемые надежды. Тяжелый и длинный ствол с толстыми стенками позволял засыпать столько пороху, что дюймовая пуля вылетала с неописуемую силой, производя адские опустошения в рядах рыцарей. Их легкие доспехи почти не спасали от этого смертоносного оружия, особенно накоротке. Поистине, мушкет оказался сатанинским изобретением, далеко обогнав в этом сомнительном качестве даже арбалет».[60]