– У меня в Америке был друг, – заговорил Аво. – Он никогда не слышал о геноциде, да и вообще ничего не знал об армянском народе. И он проявил интерес.

– Давай без эмоций, – ответил Мартик, орудуя шипами от аэратора, – ты и сам прекрасно понимаешь, что простого интереса явно недостаточно. Ну вот возьми того же профессора из Лос-Анджелеса. А тебе известно, что в прошлом году он получил сорок тысяч долларов от неизвестного лица за выступление на собрании членов Ассоциации американцев турецкого происхождения? Или, быть может, тебе интересно узнать, что у него триста двадцать восемь студентов, и всё благодаря тому, что ты спас ему жизнь. Вот тебе и факты…

Из других своих гостей Мартик выбивал истину. Извинения и обещания. Мол, они вернутся в Турцию, убедят свое правительство признать все преступления, выплатить репарации, вернуть отторгнутые земли. Всё, всё что угодно!

Но Мартик объяснял, что этого совсем не требуется. Боль сама по себе была нужным ему результатом. Разве непонятно?

В былые времена существовал еще один способ пытки – «табутлюк», то есть гроб. Приспособление представляло собой узкую камеру размером не больше женского тела. Внутри ничего не было видно, словно в межзвездной темноте. Только человек и пространство внутри его.

Гость что-то говорил, объяснял, но Мартик не обращал на это внимания. Кровать оказалась слишком маленькой. Когда гостя привезли, его ударили по голове, а потом Мартик при помощи Затика привязал его к матрасу в области груди и бедер. На случай, если вдруг проволока не выдержит, Затик сунул свой пистолет Мартику в карман, но опасения оказались беспочвенными. Но все же этот гость отличался от других. Акопян объяснил им, в чем тут дело. Гость был предателем. Он поставил под удар весь план осуществления правосудия. И теперь Мартику придется подать пример, чтобы другим было неповадно.

Для «табутлюка» гость был слишком большим. Огромные босые ноги не умещались на кровати – лежали на столе. Мартик поискал в комнате и среди всякого хлама нашел ротанговую трость. Девяносто сантиметров в длину и два в диаметре. Он провернул ее между ладонями, словно хотел добыть огня, и посмотрел на гостя.

Некоторые просили у Мартика не смерти – они просили вернуть им обувь. Они пытались, но никогда толком не могли объяснить, зачем им нужны их собственные башмаки. Такая тяга к обуви была поистине необъяснима. Тут смешивались все пять чувств – люди пытались жевать свою обувь, трогали ее, подносили к ушам, наподобие морской раковины, рассматривали…

Своим гостям Мартик старался показать сочетание всех возможных пыток, которые довелось испытать на себе его семье и которые остались в генетической памяти.

В Стамбуле во время геноцида армян пытали в здании, которое теперь принадлежало кампусу Стамбульского университета.

Его нынешний гость угомонился после восьми часов пребывания на кровати. Он просто лежал. Такой же армянин, как и он сам. Лежал тихо и уже не пытался что-либо объяснять. Мартик бросил трость и снова подошел к печке.

Да, это был совершенно особый случай. Перед ним лежал не отрицатель. И не обманщик. Он был скорее либо трус, либо дурак. Беглец, дезертир. Один из выживших… А Акопян хотел другого. Он сказал: покажи всем пример. Наша группа должна быть сплоченной.

Мартик вынул шипы аэратора из огня. Четыре зубца раскалились и сделались оранжевыми. Он поднес длинный горячий конец бокового шипа к лицу гостя и провел им над линией бровей. Не касаясь.

– Не дергайся, – сказал он ему, – иначе будет хуже.

Затем велел:

– Ну, скажи, что геноцида не было! Представь себе, что ты турок. Иначе я не смогу ничего сделать.

Гость что-то тихо произнес. Чтобы услышать его, Мартику пришлось наклониться, отчего он почувствовал запах раскаленного металла. Однако слова гостя не были похожи ни на мольбу о пощаде, ни на молитву. Ни на попытку оправдания.

– Однажды я убил человека, – произнес гость.

Мартик ждал.

– Армянина. Он был почти что отцом для девушки, которую я любил. А я убил его.

Мартик продолжал ждать, вдыхая запах металла.

– Я толкнул его в воду. Он упал и разбил голову о камень.

– Ты хотел убить его? Не распускай нюни. Ведь просто намерения недостаточно, – сказал Мартик.

Османы загоняли армянских мальчиков и девочек в церковь, а затем поджигали здание. Поскольку многие храмы были каменными, дети, таким образом, запекались живьем. Можно представить их страдания. А потом забыть о страдании.

Мартик поднял раскаленный аэратор.

– Мои родители сгорели заживо, – сказал гость.

Прошла минута. Казалось, гость вот-вот потеряет сознание.

– Собираешься убить меня? – услышал Мартик.

– Нет, но просто так ты отсюда не уйдешь.

С этими словами он прижал шип к брови гостя, отчего место ожога немедленно вздулось, словно крапчатая корка запеченного хлеба.

Гость был слишком велик для кровати, но все равно та заходила под ним ходуном, словно под обычным человеком.

– Вот теперь ты умер, – сказал Мартик. – Ты умер здесь.

Он разрезал провод, так как понимал, что сперва гость бросится к раковине с водой, а только потом попытается напасть на него.

– Ты понимаешь, что я говорю? Ты умер здесь, ясно? Не забудь!

Освобожденный от пут, гость рухнул с кровати, словно книга с полки. Затем сунул лоб под струю воды, не прекращая орать во все горло.

Как только стало потише, Мартик, не выпуская пистолета, положил на стол деньги. Объяснил, как добраться до доков и покинуть Грецию.

– Найди судно, которое идет куда угодно, – сказал он. – Садись на него и уезжай. Теперь ты мертв.

Гость собирался с силами, чтобы встать. Он выглядел, как один из камней, из которых были сложены стены.

Боль была очень сильной, до раны невозможно дотронуться. Глаза, казалось, заплыли. Некоторое время Аво лежал на земле, где раньше цвели виноградные лозы, и думал, что окончательно ослеп. Наконец сквозь ресницы блеснул свет. Преодолевая спазмы в полуослепших глазах, Аво поднялся и, пошатываясь, побрел через помятую траву в сторону, откуда доносился запах моря.

Когда он наконец добрался до доков Артемиды, прошло часа три. Три часа непрерывных страданий. К этому времени порт ожил в предрассветных сумерках. Отовсюду слышался визг лебедок, крики чаек, ругань паромщиков. При виде огромного, содрогающегося от боли Аво невольно вздрогнули даже беззубые докеры. Он направился прямо к воде, чтобы, судя по всему, успокоить боль в глазах, но двое старых рыбаков вовремя оттащили его, чтобы он не подцепил инфекцию. Их расспросы так и не принесли результата. За несколько бумажек, найденных в кармане Аво, ему дали место в каюте пассажирского парома «Викинг Вайкаунт»,