— Будет сделано, не сумлевайся.

Родион был пронырой хоть куда. Немного времени ему понадобилось разузнать все это. Выслушав вечером того же дня донесение, Матвей удовлетворенно кивнул и наградил шпиона столь щедро, что сильно удивил его.

На следующий день Матвей, Родион и еще трое здоровенных молодцов, вооруженных пистолями, алебардами, ножами, прибыли к заимке. В деле устройства засад боярин обладал большим опытом. Даже более солидным, чем атаман Роман, хотя тот славился везде именно этим искусством и слыл в нем непревзойденным. Никто сейчас, выйдя на поляну, не сказал бы, что в окрестностях притаились вооруженные люди и терпеливо ждут той минуты, когда будет подан сигнал к действию.

— Чтоб тихо сидеть и без знака не дышать даже, — еще раз погрозил боярин пальцем, после чего сам схоронился за поленницей дров и кипой разного хлама и стружек, откуда мог хорошо слышать и видеть, что происходило возле вросшей в землю, покосившейся избушки.

Времени прошло немало, но Матвей привык ждать. Пошевелиться он позволял себе только тогда, когда затечет и онемеет тело. Мысли его текли ровно, спокойно. Воспоминания, идеи о том, как лучше завершить это хитрое дело, да и просто посторонние мысли одолевали его, навевали сон. Вместе с тем он не впадал в дрему, слышал и улавливал каждое движение в лесу, каждый шорох. И дождался…

Атаман был в стрелецкой форме. Он обошел избушку, осмотрелся, нет ли какой опасности, подошел к поленнице, но спрятавшегося там боярина не обнаружил. Потом набрал сухих веток, высек кресалом искры. Немало труда ему пришлось потратить, прежде чем вверх взметнулся хилый огонек, который с каждой секундой набирал мощь, силясь разогнать сгущающуюся над землей синюю тьму.

Роман уселся на лавку перед костром и завел хорошим, густым голосом заунывную разбойничью песню, звучавшую в лесу тоскливо и тягостно. Песню об атаманше, которая не пожалела сорок православных душ, в том числе собственных родителей, всех сгубила ради шайки своей.

Вскоре появился второй человек — хмурый, взъерошенный. Он уселся на пень напротив атамана.

— Добрый вечер, Роман, — поздоровался он.

— Вечер добрый, воевода, — кивнул атаман и подбросил в костер сухих веток, от чего пламя пригасло, но тут же взметнулось вверх с новой силой.

— Прибрали братву твою, Роман, — сообщил воевода.

— Всех?

— Из логова не один не ушел. А вот с обозной засадой незадача получилась.

— Кто ушел?

— Мальчишка, худой такой.

— Гришка. От него ни пользы, ни опасности. Навязался только на нашу шею. Как все началось, сбежал, наверное, так, будто по пяткам розгами хлестали…

— Угу. И еще один ушел. Здоровенный такой. Без пальцев на руке.

— Вот это худо, — нахмурился Роман. — Грозный он, да еще разозленный. Самый опасный зверь из всей стаи. Поспешили вы его отпустить. Ох, как поспешили.

— Он нас не спрашивал, — развел руками воевода. — Ну, а ты как, добыл? Я уж наслышан о том, что ты в старостином доме натворил…

— А что делать было? Дьяк чуть весь город не переполошил. А касательно вещицы — не боись. Добыл.

— Покажь!

— Схоронил в укромном месте, чтобы в грех тебя случаем не ввести. Ты лучше свою покажь.

— Да что ты, разве я такой дорогой товар с собой потащу?

Атаман с воеводой помолчали, недовольные друг другом, проклинающие каждый в мыслях хитрость своего приятеля. Роман подкинул еще хвороста и протянул ладони к огню, будто желая согреть их от мороза. Красные отсветы падали на кожу и поэтому казалось, что руки атамановы в крови.

— Воевода, — наконец нарушил молчание атаман. — Ты знаешь, что ни мне без тебя не справиться, ни тебе без меня. Обоим ношу эту тащить надобно. Там столько всего будет, что и на двоих, и даже на сто человек с лихвой хватит. И беспокоиться о том, что один другого во сне удавит, право, не стоит. Даже чтобы нам начать — все части воедино собраны должны быть… Давай именами святыми поклянемся вместе это дело до конца довести.

— Да ты, что ль, в святые имена веруешь?.. — поразился воевода. — Хотя, правда твоя.

Двое негодяев прочитали молитву, поцеловали крест, призывая святые имена, произнесли страшную клятву… Потом атаман вынул из кармана два листочка и протянул их воеводе без особой охоты. Жадными глазами пожирая их, воевода схватил листки, разгладил, потом, крякнув, порвал подол своего богатого кафтана и зашитый в нем похожий лист нехотя протянул Роману.

— Все честно, — кивнул атаман.

— Ну, теперь Бог нам в помощь, — перекрестился воевода и снова толстыми губами прильнул к кресту.

— Не Бог, а сила нечистая — твой помощник! — крикнул Матвей.

— Боярин Матвей! — отмахиваясь, как от черта, сдавленно прошептал воевода.

— Откуда ты взялся, высокочтимый Матвей? — с ненавистью произнес Роман, зло щурясь.

— Сам Господь привел меня, чтобы ваши дьявольские планы порушить, — улыбнулся Матвей.

Видя, что атаман потянулся к эфесу сабли, боярин прикрикнул: — Не шали! Вокруг моих людей больше, чем шишек на деревьях.

— Всех порублю! — воевода обнажил свою саблю и стремительно кинулся на Матвея. За ним последовал и атаман.

Боярин уклонился от удара, потом скрестил клинки с атаманом и неожиданно с огромной силой ударил того здоровенным кулачищем в живот. Роман упал на землю — удар надолго сбил ему дыхание.

Воевода же, при всей его грузности, оказался неожиданно умелым бойцом. Первые секунды он даже наступал, ожесточенно ругаясь и брызгая слюной. Он был в великой ярости, одержимый жгучим желанием растерзать боярина — это заслонило страх. Но все же против опытного противника он долго выдержать не смог.

Матвей дрался аккуратно, хотел взять подлого предателя живьем, но в пылу схватки не рассчитал и вогнал клинок сабли по самую рукоятку в толстое брюхо воеводы. Тот секунду постоял, удивленно глядя на появившуюся на кафтане кровь, а потом рухнул на колени и безжизненно растянулся на земле.

— Вот незадача-то!.. — вздохнул Матвей.

К месту сражения бежали люди. Они были уже близко. Тут атаман отдышался и вновь схватился за выпавшую из рук саблю. С ревом кинулся в атаку.

— Не трогать его, сам управлюсь! — приказал слугам Матвей и начал наступать на Романа.

Теперь он действовал аккуратнее, а так как владел оружием значительно лучше атамана, то вскоре прижал того к избушке и крикнул:

— Бросай саблю, все кончено!

— Не брошу, пока башку тебе не снесу! — с трудом прохрипел вспотевший, покрасневший от натуги, тяжело дышавший Роман.

Матвей дождался все же момента и, когда атаман сделал глубокий выпад, сильно ударил его по клинку и выбил оружие, после чего схватил Романа крепко-накрепко и повалился с ним на землю. Вскоре изрыгающий проклятья атаман безуспешно пытался вырвать из крепких рук добрых молодцев.