Уехала тетка Прасковья, осталась избушка заколоченная. Груня свои сокровища домой отнесла, но не все. Нитки да кружева отцу с матерью и сестрам показала, похвасталась, а ткань с брошью спрятала в месте укромном, рассудив про себя, что сестры старшие ни за что не оставят ей такие подарки дорогие, отберут. Они женихов ищут, им наряды нужнее, а Груня все равно дни напролет за работой проводит да о принце мечтает. Было у девушки одно место укромное, еще когда девчонкой бегала, частенько пряталась она в дупле огромного дерева. Дупло было большое, словно комната, и Груне нравилось представлять, что это на самом деле дом какого-то лесного существа, например, маленького лесовичка. Забираясь в дупло, она всегда разрешения у хозяина спрашивала, грязи и беспорядка никогда за собой не оставляла и обязательно приносила хозяину лесного домика какое-нибудь нехитрое угощение. И вот ведь что интересно, никто, даже мальчишки деревенские, пронырливей которых на всем белом свете не сыскать, дупла этого никогда не находили. Правда, Груня никому об убежище своем не рассказывала, но уж если б мальчишки нашли, непременно похвастались бы. Вот там-то и спрятала Аграфена свои сокровища, предварительно, как в детстве, попросив у хозяина дома позволения, да попросив его охранять ее богатство как можно лучше.

Долго еще бурлила все деревня, обсуждая приезд Афони, которого соседи бывшие и признали-то с превеликим трудом. Многие парни молодые, на успех его глядя, в Заполье засобирались, да только полили дожди осенние, дороги размыло, а пока вымостил мороз зимний путь, успели уж и передумать. Зимой куда как приятнее дома в тепле сидеть, чем ловить удачу по заснеженным дорогам, становясь добычей для волков голодных да люда разбойного.

А Груня, по-прежнему сидя за рукоделием, все ждала, когда же ей счастье улыбнется. Хоть и понимала, что невеста Афонина не могла быть госпожой Удачей, но сердцем в это все же верила. Ведь так все удачно сложилось: и девица прекрасная в роскошной карете приехала, и улыбнулась Груне, и поговорила с ней ласково, и даже подарок преподнесла. Ну, неужели после такого сказочного везения жизнь девичья никак не изменится? Дни тем временем текли, похожие один на другой, вот уже и зима заканчивается, а все у Груни по-прежнему. Все чаще задумывалась девушка, глядя в окно, да грустно вздыхала. А тут еще напасть приключилась. Две сестрицы старшие женихов нашли, свадьбы сыграли, после этого матушка с батюшкой всерьез за Груню взялись, не век, мол, ей в девках куковать. Тянула время Аграфена, сколько могла, но понимала, что осталось ей жить в доме родительском самое большее до осени. Как работы в полях закончатся, начнут парни деревенские сватов засылать, а в доме Петровом Груня старшая теперь, сестричка Маня – совсем еще девчонка. «Если в ближайшее время, – думала Груня, – я судьбу свою не встречу, то не произойдет это уже никогда».

Как-то отправился Петр, отец Грунин, к кузнецу местному Михею лошадь подковать. А котомку с продуктами, в уплату приготовленными, как нарочно, дома забыл. Матушка Груню ему вдогонку отправила. Послушно поспешила Аграфена батюшку догонять, хоть особой радости в том и не видела, а подозревала родителей в тайном умысле. Сынок Михея, рыжий Андрейка, с малолетства к ней неровно дышал, все норовил то за косу дернуть, то подножку подставить, то в лужу толкнуть. Вырос Андрейка, а с ним и пакости его «повзрослели». Теперь он не мог пройти мимо, чтобы не обнять девушку да не начать шептать ей на ушко всякие слова глупые, или при всем народе лез целоваться, или во всеуслышание деревни называл ее своей невестой. А то еще был случай, посадил Андрейка, лось здоровый, Груню на дерево высокое да и говорит: «Выйдешь за меня, сниму, ну, скажи, что согласна!» Так и сидела Груня на дереве, боялась слезть, чтобы юбку не порвать, да и неудобно в платье по веткам лазить, особо когда парни внизу стоят, от смеха лопаются. А больше всех Андрейка надрывается. «Как бы, – говорит, – мне эту Грушу достать да скушать». Спасибо, подружка помогла, сбегала за отцом Груниным. Когда примчался Петр дочку выручать, парни все уже разбежались, а Груне удалось кое-как сползти по стволу. Ей же еще и попало. Правда, честно сказать, была и от Андрейки кое-какая польза: в кузнице он отцу с малолетства помогал, кулаки у парня были пудовые, так что остальные женихи, которые на Груню заглядывались, руки распускать побаивались. Несмотря на это, девушке совсем не хотелось появляться около кузницы, где она наверняка встретит Андрейку. Поэтому спешила она изо всех сил, надеясь догнать отца по дороге.

Бежит Груня, торопится, по сторонам не смотрит, даже солнышку, уже совсем по-весеннему пригревающему, не радуется. Вдруг слышит, будто зовет ее кто-то. Огляделась она на ходу, видит, на повороте телега с дороги съехала да колесами задними в снегу увязла. Снег-то уже подтаявший, рыхлый, вот и провалились колеса. Рыжая коренастая лошаденка нетерпеливо ногами перебирает, гривой взмахивает, а рядом стоит старушка в платочке и лошадь уговаривает: «Ну, Ганя, миленькая, ну дерни чуток сильнее, мы и выберемся». Оказывается, вовсе старушка не Груню звала, а с кобылой своей беседовала, которую Ганей звали, вот Аграфене и послышалось: ее в деревне кто Груней кликал, кто Граней. Остановилась девушка рядом с телегой, думает: «Батюшку мне уж все равно не догнать, так хоть старушке помогу. Старушка совсем незнакомая, видать, издалека добирается, да и странная какая-то, кто ж зимой на телеге ездит? Одежонка на ней плохонькая, но на нищенку не похожа, да разве разъезжают нищенки на собственных лошадях?» Подумала так Груня да к старушке поближе подошла.

– Здравствуй, бабушка! – говорит. – Что же ты по снегу на телеге ездишь? До весны еще ждать надо.

– Здравствуй, девица-краса, – обернулась к ней старушка. Поразилась Груня, лицо у нее все в морщинах, нос крючком, губы ниточкой, а глаза молодые, яркие-яркие, синие, будто поле васильковое. – Ты не думай, я на старости лет умом не тронулась. По нужде крайней в путь-дорогу подалась. Домой возвращаться буду уж к лету ближе, так что, сама подумай, какие тут сани? Я уж как-нибудь потихоньку. Да мне и ехать недалеко осталось. Ты мне лучше вот что, девонька, скажи, где у вас в деревне на ночлег остановиться можно, да вот Гане моей подкову поправить не мешало бы.

– Я как раз в кузницу иду, батюшку догоняю, – обрадовалась Груня, – заодно и тебя, бабушка, провожу. А переночевать у нас можешь, матушка с батюшкой никогда странникам в ночлеге не отказывали. Давай я тебе помогу только, телегу подтолкну, что ли.

– Вот и ладненько, – обрадовалась старушка, – давай, девонька, подтолкни.

Груня, положив на телегу свой узелок, сошла с дороги, тут же по колено провалившись в снег, хорошо еще не слишком в этом месте глубокий, и попыталась приподнять задок телеги. И сама вдруг удивилась, как легко ей это удалось. Рыжая Ганя тут же скакнула вперед, и Груня так и не поняла: то ли она подтолкнула телегу, то ли Ганя, рванувшись, выдернула ее из снега как морковку из земли, однако задние колеса телеги вновь оказались на дороге, а с ними вместе и Груня, мертвой хваткой вцепившаяся в перекладину.

– Вот спасибо тебе, красавица, – обрадовалась старушка, – только ноги-то промочила небось? Не простудись, гляди!

– Домой приду, обсохну, – засмеялась в ответ девица, – да мы по снегу бегать с детства привычные.