– И ты решил меня бросить? – припомнила девушка, пошевелив пальцами. По счастью, она была обнаженной и ножа при себе не имела.

– Нет, Ласка. Я вспомнил о том, чем шаман отличается от бога.

– Чем? – наконец-то заинтересовалась дикарка.

– Шаман ничтожен. Для своих чар он всего лишь пользуется силами окружающего мира. Боги велики. Они сами создают силу. И этой силой изменяют весь мир.

Ласка не ответила, ожидая продолжения.

– Боги тоже получают силу не из пустоты. Они накапливают ее из молитв смертных, – сказал Золотарев. – Шаманы этого не умеют.

– В тебе течет кровь богов… – шепотом повторила дикарка. – И ты решил, что тоже родился богом?!

Все-таки она была умной девочкой!

– Чтобы узнать, кто я такой, я должен был получить вознесенные только для меня молитвы смертных, – подтвердил колдун. – Поэтому я украл у великой Табити ее аркаимский народ и убедил его обратиться ко мне за помощью.

– Получилось? – У Ласки загорелись глаза.

– Врожденная способность всех богов моего рода – это управление погодой. Мы будем сплавляться еще дней сорок, и все это время я стану копить энергию. На Каспии нас встретит шторм. Если я истинный потомок своего первопредка, я заставлю этот ураган перенести всех нас через море. Если я ошибся, ураган нас убьет. Ты все еще уверена, что не хочешь вернуться в кочевье куницы? Пока не поздно?

– Если я жена бога, – задумчиво спросила дикарка, – это значит, что я богиня?

– До тех пор, пока жива… – осторожно напомнил колдун.

– Кто ты такой, безродный шаман? – снова резко наклонилась вперед дикарка.

– Ты о чем?

– Лесной народ рожден небесными духами. – Ласка уперлась своим лбом ему в брови. – А ты потомок богов. Кто ты такой?

Чародей понял, что попался. Да еще так глупо!

– Отвечай! – Руки дикарки вернулись на его горло.

– Я сварожич… – признался Золотарев.

– Тогда почему все эти годы ты помогал лесовикам?! – выпрямилась его супруга.

– Добиться мира можно было только через повелителя оборотней… – осторожно подбирая слова, ответил колдун. – А чтобы встретиться с Любым, требовалось стать лесовиком.

– Значит, все это… Мир со славянами, разгром скифов, уничтожение Аркаима… Это все ты?! – округлились глаза дикарки. – И ты мне ничего не сказал?!

– Это плохо или хорошо? – не понял Степан.

Ласка подумала, наклонилась и нежно поцеловала его в губы:

– Хорошо, мой любимый. Раз уж у нас со сварожичами наступил мир и дружба, то я согласна стать богиней славян. Наши клятвы остаются в силе!

* * *

Сплав по реке прошел без единого происшествия. Вечером беженцы останавливались, ловили рыбу, разжигали костры, готовили. Утром доедали остатки вчерашнего ужина и отталкивали плоты от берега.

Нельзя сказать, чтобы прародительница скифов не попыталась разыскать исчезнувших после набега северян аркаимцев – однако редким дозорам степняков, выходящим к реке, чародей без труда отводил глаза, а где точно высматривать изрядную часть своего народа, змееногая богиня не знала. Посему после месяца неспешного пути течение полноводного Яика наконец-то вынесло плоты в Каспийское море. Как оно называется в этом мире, Степан не знал.

Водный простор встретил их черным небом, сполохами молний у горизонта и полным штилем – каковой пугал даже сильнее непогоды. Ведь как раз душная тишина и является преддверием самых страшных ураганов.

Перепрыгивая с плота на плот, Золотарев перебрался на самый головной и там развернулся к своим последователям:

– Вы видите грядущую беду, дети мои? Вы видите злобную стихию, что ищет нашей смерти? Вы видите черноту, в которую несет нас судьба? Так ответьте же мне, кто дарует и хранит нашу жизнь? Кто дарует нам любовь и свет, кто дарует нам пищу?

– Солнце! Это Солнце, наше Солнце! – торопливо ответили испуганные женщины. – Наша жизнь, это Солнце! Огненное солнце и его пророк!

– Так молитесь! – вскинул руки молодой колдун. – Молитесь, ибо токмо искренняя молитва способна спасти нас в этом черном холодном ужасе! Молитесь о солнце и о спасении!

Воспитанник древнего братства развернулся к морю и повернул ладони к нему.

Золотарев не знал заклинаний, каковые должны менять погоду, успокаивать ураганы и менять ветра. И потому он просто вытянул руки и раздвинул тучи перед плотами, оттолкнул в стороны грозы и молнии, поворотом кистей развернул ветра и направил их себе за спину.

Небеса подчинились с неожиданной легкостью. Черноту тут и там пробили острые, как копья, солнечные лучи, частые молнии раздались, сверкая все дальше и дальше, а плотный ветер ударил путникам в спины. Могучие волны приподняли плоты и, роняя клочья белой пены, понесли их к свету вперед.

Беженцы, увидев столь знаменательное преображение урагана, с новой страстью вознесли благодарственные молитвы – и Степан Золотарев ощутил бегущие по жилам колючие пузырьки бодрости и восторга, ощутил невероятную ясность ума и наполняющую мышцы силу.

– Значит, кречет выбрал меня пятым сварожичем не просто так, – пробормотал он. – Значит, я не просто прямой потомок прародителя славян с самой чистой кровью. Выходит, я и есть самый настоящий бог!

Спустя два дня ветер и волны вынесли плоты со скитальцами на широкий песчаный пляж, над которым возвышались скалистые горы, заросшие у подножия настоящими абрикосовыми джунглями – заплетенными хмелем, заросшими яркими лютиками, незабудками и колокольчиками. Но самое главное – здесь из-под зеленой стены пробивалась к морю мелководная река со сладкой пресной водой.

Пробираться через плотную растительность оказалось непросто – но зато путники смогли вдосталь наесться сладкими фруктами. После долгого пресного однообразия из одной только печеной рыбы это место показалось бывшим степнякам истинным раем, покидать который никому не хотелось.

Четыре дня люди наслаждались отдыхом. На пятый – по побережью примчалось несколько сотен всадников, одетых в плотные доспехи из толстой кожи, вооруженных длинными тяжелыми копьями с наконечниками из черного обсидиана, с плетеными щитами на крупах скакунов, с длинными дубинками на поясах и увесистыми колчанами на луках седел.

Казалось бы – не такая уж большая армия… Но это если забыть про то, что за спиной Золотарева находились только женщины и дети. К тому же – совершенно безоружные.

Всадники вытянулись вдоль берега в две линии, отрезав пришельцев от абрикосовых зарослей, и опустили копья.

Наступила зловещая тишина.

– Наконец-то! – громко сказал воспитанник братства и подошел ближе к всадникам, остановившись перед одним из них, спрятавшим лицо под смеющейся серебряной маской.