Я знал, что где-то в районе площади Колумба существовал танцклуб, и вот теперь, подгоняемый неким врожденным предчувствием, присущим, очевидно, девятнадцатому веку, я повернул направо, и там, прямо через улицу, оказались «Танцы-шманцы-обниманцы» Ресника. Сердце мое запрыгало. Времени было в обрез, но вряд ли мне подвернется другой случай испытать волнение и энергетику, которой славилось знаменитое заведение Ресника. «Неужели я не заслужил того, чтобы позволить себе хотя бы заглянуть туда, раз уж я оказался в 1882 году?» – подумал я.

Заведение Ресника было легендарным, оно делало звезд из таких, как Софи Такер, Эл Джонсон и Чарли Чаплин (не их самих, а им подобных). Это была «Студия 54» образца 1882 года, сейчас совершенно невозможно найти такую же, если не считать, пожалуй, «Рокси», «Китайского клуба», «Кробара», клуба «Нью-Йорк», «Выпивляндии», «Горца» (в прошлом «Спа»), клуба «Капитали» и «Шляпной Коробки Моей Мамочки».

А еще я почувствовал непреодолимое желание двигаться – нет, танцевать, – поскольку в душе я истинный танцор. Вот то, что я люблю больше всего на свете – танцевать (знакомые слова?) «Классно было бы сплясать бути с местными крошками», – подумал я. Взглянув на часы, которые автоматически перевелись в 1882 год, я увидел, что было еще только десять; до ритуального убийства целых два часа. Времени навалом.

Что у меня отсутствовало, так это деньги. Наверняка у Ресника не примут мою карточку «Клуба едоков», и в кармане надо было бы иметь немного капусты на случай, если повезет со здешними, то есть тогдашними дамами. Оставалось одно – просить подаяние.

Задача представлялась не из легких, поскольку я в жизни никого ни о чем не просил и толком не знал, как это делается.

– Отец, не одолжите четвертак бывшему служке? Я католик. А еще я вете…

– Неужели, сэр? Ветеран? – переспросил дружелюбный на вид пожилой священник, который остановился возле распростертого на земле бедолаги в одном ботинке. – А не соблаговолите ли сказать, в каком полку служили? И кто был вашим командиром? А в каких битвах вы победоносно участвовали? И, кстати, на какой стороне вы сражались? За Север или за Юг? Мне очень любопытно.

Я почувствовал, что старым святошей движет не только любопытство.

– Э-э, нет, вы не так поняли, я ветеринар, – сказал я. – Несколько полупенсовиков меня вполне устроят.

– Меня не устроят, – оборвал священник, из дружелюбного сразу став зловредным. – В наше время многим не хватает средств. Надо учиться по одежке протягивать ножки. Из-за вас и рушится наш великий город. Вы ничего не дождетесь от меня, кроме «Всего хорошего!».

И он затопал прочь.

«Как это из-за меня может рушиться город? Я же только что сюда попал?»

Я решил сменить тактику.

– Мелочишкой не ссудите? – умоляюще обратился я к подошедшей паре. – Я несчастный голодный бесприютный сирота. – И протянул раскрытую ладонь.

– Зажми нос, Лукреция, – посоветовал мужчина. – Запах низших классов содержит крохотные споры, которые, попадая в ноздри, могут нанести серьезный ущерб детородной системе женщины.

– Обадиа, ни за что! – воскликнула Лукреция, зажимая пальцами нос.

– Приятного вам вечера, сэр. – Это все, что мог предложить мне в ответ Обадиа, слегка коснувшись шляпы и пропустив мимо ушей мою просьбу.

Так продолжалось и дальше: жители Нью-Йорка один за другим либо вообще не замечали меня, либо, проходя мимо, отпускали ядовитые замечания. Внезапно я понял, что такое быть бедным и бездомным, подобным тем многочисленным отверженным, которых я сторонился по дороге домой. В тот же миг не сходя с места я принял решение, что по возвращении в двадцать первый век буду прилагать все усилия, чтобы по крайней мере улыбаться и кивать, прежде чем обходить этих несчастных стороной.

Конечно, следующая мысль, пришедшая мне в голову, была морально ущербной, однако, прожив в девятнадцатом веке не более часа и уже будучи заподозрен в серийных убийствах, я подумал: «Неужто небольшое хулиганство ухудшит мое положение?» Своей уловкой с попрошайничеством я ничего не добился. Когда вернусь в настоящее, все это уйдет в историю. («Все это уйдет в историю». – Хорошо сказано, мне понравилось.)

Я отчаянно нуждался в деньгах – не только для того, чтобы купить билет на танцы к Реснику. Мне нужно было приобрести второй ботинок и прочие предметы первой необходимости, поесть, заплатить за такси и еще… Что ж, я мог бы и дальше оправдываться: мол, как начинающий путешественник во времени я в полном праве, и совесть моя чиста.

Я натянул футболку до самого носа, нахлобучил обе свои шляпы и стал ждать, затаившись в тени. Ощущение было противное, мои действия походили на непристойную реализацию тайных фантазий человека, мечтающего стать нью-йоркским грабителем. Ведь каждый втихаря воображает себе нечто подобное, не только я, верно?

Долго ждать мне не пришлось: вскоре показалась состоятельная пожилая пара. Я улучил подходящий момент, выскочил, тут же поскользнулся и упал.

– Ладно. Стоять на месте! – сказал я хриплым голосом.

– Да, конечно. Вам требуется помощь, сэр? – спросил мужчина.

– Что? Нет! Да что с вами, викторианцами, такое? Мне не нужна ваша помощь, мне нужны наши деньги! – Я сделал вид, что у меня в руке пистолет.

Мужчина оторопел.

– Мои деньги, сэр? Что ж, мои денежные средства, если вы именно их имеете в виду, вложены в свежеизобретенный экипаж на угольной тяге, паровой тостер и новомодную керосиновую домашнюю стиральную машину.

– Послушайте совет знающего человека: вам стоит вложиться в бумаги «Дженерал Электрик». Дело верняк, приятель! – Я ухмыльнулся, стараясь не подать виду, насколько был доволен своим остроумием.

– Сэр, вы поражаете меня! Я предпочитаю не иметь дела с сомнительными «знатоками» и скажу вам: шли бы вы подальше со своими подсказками, поищите какого-нибудь другого неразборчивого простофилю. А теперь, если вы не против, позвольте пожелать вам доброй ночи, сэр.

Я вытаращил глаза.

– Да, конечно, но прежде чем вы уйдете, позвольте мне ваши денежки!

– Финеас, – сказала дама, – я полагаю, этот джентльмен намерен нас обокрасть!

– Не обокрасть, сударыня. Ограбить! Это называется «ограбить». Запомните!

– У меня только два четвертака, – сказал мужчина. Его руки дрожали, когда он передавал мне мелочь.

– Отлично, Финеас, сгодится, – сказал я. – Так вот, ничего не случилось, поняли? Это был только сон. Поверьте, я не пошел бы на такое, если бы не нужда. Я славный парень, и, когда устроюсь на конвейер, или в уличную банду, или еще куда, я вам их пришлю. А теперь можете продолжить путь, и… В общем, доброй ночи вам обоим.

Парочка поспешила удалиться, но, перед тем как уйти, Финеас обернулся и приподнял шляпу.

– И вам тоже доброй ночи, сэр, – откликнулся он.

Так и будет записано: в десять часов вечера 26 августа 1882 года Финеаса Т. Титинджера и его жену Обидиенс «Биби» Титинджер ограбил под дулом пистолета преступник нового типа. С гордостью могу сообщить, что в тот день благодаря мне новоиспеченный термин впервые в истории вошел в разговорный обиход. На самом деле, поскольку никто ни на кого прежде таким манером не нападал, возможно, именно я и стал зачинателем последующей вакханалии уличных грабежей.