Калеб вяло похлопал.

– Ладно, ладно, браво. Вы сбежите из смирительной рубашки… Замечательно. Но пожалуйста, я вас умоляю… На карту поставлены человеческие жизни.

Бесс принялась что есть сил тянуть за веревку, и чародей медленно вознесся в воздух. Метрах в шести от пола он остановился, вися вниз головой в центре тюремного блока.

Подневольная публика свистела и топала ногами.

Гудини извивался и корчился, скручивая свое жилистое тело в изнурительной схватке с тугой смирительной рубашкой, как вдруг…

Пуфф!

Облако дыма – и он исчез.

– Боже, как он это сделал?

– Куда он делся, бог мой?

– Господи, что произошло?

– О господи, у меня, должно быть, видения!

– Господь всемогущий, может, Гудини и есть наш всемогущий Господь собственной персоной? – и так далее и тому подобное.

Пуфф!

Маг появился снова – уже на полу перед камерой Калеба, все еще сражаясь с удушающими путами смирительной рубашки.

– Возможно, на сей раз мне не совладать с этой чертовой штуковиной, начальничек, – сказал Гудини.

Однако прежде чем Калеб успел ответить…

Пуфф!

Гудини снова дематериализовался. Затем…

Пуфф!

Он вернулся! На этот раз голова его торчала из дренажного отверстия в камере Спенсера.

– Да бросьте вы эту смирительную рубашку! Как мне, черт возьми, отсюда выбраться?

Пуфф!

Еще одно облако дыма, и новые возгласы: «Куда он делся?», «Где он?», «Что же?», «Где же?», «Когда же?».

– Вон он! – завопил кто-то из узников, и все посмотрели вверх, где теперь уже Калеб висел в смирительной рубашке в шести метрах от пола. А потом…

Пуфф!

Калеб снова очутился в своей камере.

– Покупаешь их пачками или скручиваешь сам, начальник?

Гудини, в шелковом смокинге и широком галстуке, невозмутимо восседал по-турецки на столе в камере Спенсера и с любопытством разглядывал папиросу.

– Я предпочитаю сворачивать их сам, – сообщил фокусник, продувая мундштук. – Экономит деньги, развивает сосредоточенность.

Калеб шагнул к нему.

– Господин Гудини, я страшно тороплюсь. Крушитель может нанести удар в любой…

Пуфф!

Гудини исчез в дымовой завесе.

Теперь он появился, вися в воздухе на цепи. Фокусник бешено извивался, пытаясь освободиться от прочных пут.

– Я ужасно извиняюсь, господа, – сказал Гудини и лукаво подмигнул. – Похоже, на этот раз мне не выбраться.

Заключенные бурно веселились и аплодировали.

– Та-да! – провозгласила Бесс, не слишком убедительно заменяя оркестр.

Весь тюремный блок бушевал в неистовом возбуждении.

Калеб разочарованно покачал головой, поднял горящую папиросу, оставленную чародеем, и вздохнул. Затем он плюхнулся на койку и закурил. Несомненно, пройдет еще немало времени, прежде чем Гудини доберется до «грандиозного финала».

Начальник полиции даже задремал беспокойным прерывистым сном. Гудини тем временем успел распилить Бесс пополам, спастись из бочки с пираньями и заглотнуть, а затем изрыгнуть целый сейф. Калеб почувствовал, что вот-вот потеряет рассудок, когда дверь его камеры распахнулась.

– Та-да, – сказала Бесс.

– Та-да? И все? После всех этих фанфар? – взъярился Калеб. – Это и есть финал?

– Но ведь здесь очень простой замок, – сказал Гудини. – Я удивляюсь, как это вы сами с ним не совладали.

– Так что же вы до сих пор… – Калеб сумел взять себя в руки, памятуя о своем предназначении. – Мне пора. Сердечно благодарю за поддержку.

Внезапно дверь тюремного блока открылась, и появился детектив Бирнс. Гудини и Бесс исчезли в облаке дыма, прежде чем он успел заметил их присутствие. Тюремный блок взорвался свистом, гиканьем и пронзительным дудением, словно все увидели не полицейского, а голую женщину. Ревностный служака Бирнс застыл на месте и презрительно огляделся, всем своим видом говоря: «Молчать, или я каждому уполовиню порцию комбижира!»

В тюрьме воцарилась мертвая тишина.

– Что здесь творится, Калеб, черт побери?! Почему ваша дверь открыта?

– Я ухожу, Бирнс. Мне нужно раскрыть преступление.

– Сомневаюсь. Я знаю, что вы задумали, изобретя дело так называемого «другого Крушителя». Ко мне в контору заявился рожок ванильного мороженого и вручил одну из тех листовок, которые вы распространили по всему городу. Он хотел, чтобы я вас освободил, но я не согласился. По мне, все это кажется чересчур складным.

– Что кажется складным? Какие листовки?

– Можно подумать, вы все еще не осведомлены. Лишь только я вас арестовал, как эти листовки появились повсюду, словно лежали наготове для такого случая.

Бирнс протянул Калебу одну из них:

– Это явное надувательство. Не бывает людей с такой маленькой головой.

– И кто их распространял?

– Кто-кто, да подельники ваши, кто же еще! Враги «тайного общества», на которое вы все время ссылались в письмах в «Вечерние новости». Весьма изобретательно – сфабриковать преступника, чтобы спровоцировать захват филантропического общества Ряженых, куда входят самые добропорядочные представители нашего города.

– О чем это вы толкуете?

– Мне потребовалось немало времени, чтобы свести концы с концами. Я отследил путь к некоему Фосфорному Филу, информатору с весьма характерным уродством…

– Да-да, я в курсе насчет его челюсти!

– Ага, так я и знал! Всего лишь проверка. Видите ли, там след остыл – я бы сказал, он холоден, как липкая рука смерти. Похоже, вы успели о нем позаботиться. Вам бы и это сошло с рук, если бы вы – в безумии, вызванном вашей кровожадной яростью, – не оказались столь беспечны, чтоб оставить вот это.

Бирнс передал Калебу белый клейкий листок бумаги:

ПРИВЕТ МЕНЯ ЗОВУТ

начальник полиции Калеб Спенсер

– Бирнс, вы идиот.

– У меня пока не все сходится, но, по счастью, меня удостоил визитом высокопоставленный деятель из Таммани-холла.

– Твид.

– Он мне все разъяснил. Щегольская Бригада, видите ли, – это радикальное крыло Ряженых, они вознамерились поднять бунт и превратить организацию из воинства добра в воинство, ведомое жадностью и страстью к подавлению всех вокруг. Хорошо, что их лидер оказался в моих руках.

– Бирнс, вас провели. У меня нет времени объяснять, но если вы позволите…

Бирнс вытащил пистолет.