Если понадобилось бы, он разбил бы окно, но пока этого не сделал. С подоконника на подоконник пробирался он боком вдоль фасада дома. За спиной слышно было грохотание океана. А потом, что было гораздо хуже, он услышал голоса. Пока он висел, прилепившись к стене дома наподобие неопытного паука, по берегу проходили люди. Он замер. Пальцы дрожали от напряжения. Голоса приблизились. Прошел, как ему показалось, час или два, и голоса стали отдаляться. Слава богу, они не посмотрели вверх.

С углом дома пришлось повозиться. К счастью, начал выделяться адреналин, который придал сил его мышцам. Там висела водосточная труба. По воспоминаниям, она была прочной, но сейчас казалась хлипкой, в особенности по сравнению с весом его двигающегося тела. Он посмотрел на площадку внизу, представляя себя распростертым на ней. Ухватившись за трубу одной рукой, он повис на ней. Черт! Труба заскрипела и отъехала от стены, но ему удалось провисеть на ней достаточно долго, и, прежде чем они оба рухнули вниз, он успел ухватиться рукой за оконную раму за углом дома.

«Райли это понравилось бы, — невольно пришло на ум. — Райли захотела бы в этом участвовать». — Он ощущал ее рядом с собой, хотя и не верил в такого рода вещи.

Устроившись на подоконнике, он оценил состояние водосточной трубы, теперь погнутой и сместившейся в сторону. Он спрашивал себя, не придется ли ему выплачивать покупателям компенсацию.

С окна он перелез на узкий балкончик на торце дома и встал на нем. Вероятно, он стоял на этом балконе еще раза два, кроме этого, оба раза удивляясь, почему на нем никто никогда не стоит. Люди обычно не стоят на балконах, верно? Но с тех времен он запомнил, что дверь на балкон не запирается. Там была одна из тех хлипких дверных ручек с замком, которая проворачивается, если с силой ее повернуть. И действительно, дверь гостеприимно открылась, и он вошел в дом. Который уже не принадлежал ему.

«Наверное, я действую, как грабитель», — подумал он. Станут ли преследовать человека в судебном порядке за то, что он проник в дом, владельцем которого был двадцать три года, и взял нечто ему принадлежавшее?

Он бесшумно прошел к своей комнате, слыша знакомые старые скрипы. Свет он не включил, однако при свете луны было видно, что там нет больше письменного стола и кровати, на которой он редко спал и часто занимался любовью с Алисой. У него сжалось сердце. Теперь в комнате были детская кроватка, пеленальный стол, кресло-качалка и коврик с рисунком из стрекоз.

Он заглянул во встроенный шкаф и выдвинул небольшой ящик — старый и липкий от многочисленных слоев краски. Засунул руку внутрь и стал шарить. Вот оно, в том же месте, куда он его запихнул пятнадцать лет назад.

Сжимая сокровище в кулаке и спускаясь по лестнице к задней двери, он признавался себе, что, по сути дела, берет из дома чужое. Берет вещь, которую когда-то украл. Из двух зол добра, пожалуй, не выйдет, но в глубине души Пол чувствовал, что иногда выходит.

Сидя в поезде по дороге домой, Пол сжимал в потной руке Алисины четки из розовых бусинок.

Он думал о Боге, в которого до этого момента особо не верил. Ни в отца, ни в сына. Четки на ощупь были теплыми. Ему вдруг стало неловко оттого, что он, наподобие какого-то язычника, носится с ними, не имея понятия, зачем они ему нужны. Все это напомнило ему тот случай, когда он пошел в церковь с Алисой и Райли и по ошибке принял причастие.

Он не хотел ссориться с Богом потому хотя бы, что Алиса верила в Бога. «Интересно, — думал Пол, — если я попрошу прощения и если Бог существует, услышит ли он меня? Прости, — на всякий случай мысленно произнес он. Теперь, когда Райли была там, он стал почти надеяться, что его услышат. — В этом не было твоей вины», — сказал он Богу так, на всякий случай.

Церковь Святого Причастия на 73-й Западной улице была заполнена людьми с такими же скорбными, как и у них, лицами. После всех церемоний и месс, на которых они здесь присутствовали — всегда анонимно, в не очень подходящей одежде, — сейчас их несколько обескураживало то, что с ними обращаются как с VIP-персонами, и все потому, что на них свалилось такое горе.

Алиса подумала, что все это напоминает заупокойную мессу по ребенку. Гости были из поселка, где они выросли: друзья семьи, то есть в основном друзья родителей; школьные друзья — со многими их познакомил отец; друзья, с которыми росли на Файер-Айленде. Было три человека, с которыми Райли работала в NOLS, — руководитель и два бывших студента. Был один парень, с которым она вместе подрабатывала в ресторане в «Берлоге Джексона», когда зимой каталась там на лыжах. Райли не училась и не работала в каком-либо учреждении. Если человеку не нравится работать в учреждении, ему, пожалуй, сложнее создать свой круг знакомых.

Наконец, когда почти все уже расселись, прибыли спасатели. Вот, подумала Алиса. Вот место работы Райли. Необязательно работать в учреждении, верно? Ее захлестнула новая волна рыданий. Спасателей пришла целая толпа — по крайней мере, двадцать пять человек, включая Чака, Джима и двоих ветеранов. Все до одного высокие и статные. Они хорошо понимали неповторимость Райли.

Алиса высматривала Пола. Она надеялась, он придет и сядет рядом с ними, но это было не в его стиле. На протяжении всей ее жизни он был настоящим другом Райли, ее товарищем в бесчисленных приключениях. Насколько Алиса знала, он единственный, кому Райли писала письма. Алиса догадывалась, что это такой друг, по сравнению с которым все последующие казались ненастоящими.

Грустно было прощаться с Райли в церкви. Она с трудом выдерживала пребывание воскресным утром в темном помещении церкви, в то время как Алиса втайне этим наслаждалась.

Пол пришел, пожалуй, одним из последних. Он подошел к родным Алисы, но не сел рядом с ними. Он сказал, что у него что-то для нее есть, и вложил ей в руку какие-то бусы. Алиса не сразу поняла, что это такое, и, лишь когда подняла вещицу повыше и рассмотрела ее, на нее нахлынули воспоминания.

Когда-то он забрал у нее эту вещь. А теперь вернул. Она вопросительно посмотрела на него. Напряженное лицо, опухшие глаза.

— Прости, — прошептал он.

Потом он удалился, чтобы найти себе место в дальнем конце церкви.

Она держала в руках свои старые четки. В детстве она считала их необыкновенно красивыми. «Как ты думаешь, это настоящие камешки?» — спросила она как-то маму. Она надеялась, что так оно и есть. «По-моему, это стекляшки», — ответила тогда мать.

Она вспомнила вечера, когда снова и снова повторяла молитвы «Аве Мария» и «Отче наш», чувствуя, что переносится куда-то, и сама не веря в то, что это происходит.

Так он их все-таки взял. В то время она его подозревала, но, как было ей присуще, оставила ему шанс на сомнение.

Какая все-таки досада! Глупый поступок. Ведь молилась она обычно за него.

Пол позвонил матери, чтобы сообщить о смерти Райли. Он не мог вспомнить, когда в последний раз находил мать, и набрал ее номер. Сам не зная почему, он чувствовал, что должен это сделать.