У Терезы дернулся уголок рта – чуть-чуть, но я заметил.

– Ключ? У мужчины был ключ? – уточнила она.

– Вот именно. – Голос Синтии звучал спокойно, без намека на угрозу. – Понимаете, Грейс находилась дома, она слышала, как он позвонил в звонок, потом постучал, но не стала открывать незнакомцу. И тогда он вставил ключ в замок.

– Боже мой, ужас-то какой! – ахнула Тереза. – Сильно же ты перепугалась! – обратилась она к Грейс, появившейся у двери кухни.

– Естественно, – сказала та.

– Непохоже, чтобы этого человека волновала сигнализация, – продолжила Синтия. – Вы же знаете, на стене у двери есть наклейка, что дом на сигнализации. Поэтому он должен был знать, что, открыв дверь, надо сразу отключить систему. Это невозможно сделать, не зная кода. Значит, он умел отключать ее.

Синтия сделала паузу, готовя убийственный вывод.

– Мы не можем понять, откуда у этого человека ключ и код. Наверное, он воспользовался одним из наших ключей, чтобы сделать копию, а код ему кто-то сообщил.

Тереза кашлянула, посмотрела по сторонам, напоминая испуганного, загнанного в угол зверька.

– Грейс… – прошептала она. – Подростки – они такие: любят проникать в дома в отсутствие хозяев. То у них вечеринки, то секс…

– Я не поняла, – вмешалась Грейс. – Я все слышала.

– Просто делюсь своими знаниями о современных детишках.

– Думаете, тот человек тоже так мне сказал? – спросила Синтия.

Интересно! Она решила рискнуть.

– Вы с ним разговаривали? – недоверчиво промолвила Тереза. – Кажется, вы сказали, что спугнули его, когда чуть не сбили?

– Спугнула, – кивнула Синтия. – Cо страху он перепрыгнул через куст и подвернул ногу. Терри на него набросился!

Я узнал, что тоже сыграл во всем этом роль.

– Поэтому мы смогли расспросить его, – не унималась Синтия. – Еще до того, как человека увезла полиция. Представляете, что он нам рассказал?

Тереза по-прежнему выглядела как загнанный в угол зверек, но уже изготовилась к бою.

– Все он вам наврал! – крикнула она. – Вранье все это!

– Неужели? – притворно удивилась Синтия. – А ведь вы еще не знаете, что он сказал. Что, по-вашему? Что вы дали ему наш ключ? И код он знает тоже от вас?

– Полиция… Полиции он тоже так сказал?

– Вряд ли. Уверена, я могу это предотвратить, если поделитесь подробностями.

Тереза размышляла, пойдет ли ей на пользу откровенность. Синтия ждала.

– Он говорил, что ничего плохого не сделает, – проговорила Тереза. – Ничего не украдет и не сломает, никто никогда не узнает, что он заходил в дом. Ему просто надо было здесь побывать.

– Он объяснил, зачем? – спросил я.

– Я не спрашивала. Все, что спросила, – не извращенец ли он и не установит ли камеры, чтобы наблюдать за вашей дочерью в душе.

Грейс закатила глаза.

– Страшный был человек, такому не откажешь.

– Опишите его! – потребовала Синтия.

Из краткого описания можно было заключить, что Терезе повезло общаться с самим Винсом.

– Да, еще у него был такой смешной мешочек под рубашкой и под штанами, – вспомнила она. – Однажды, года три назад, он явился сюда. Наблюдал за домом и видел, как я вхожу. Когда я уже садилась в машину, он со мной заговорил и узнал, что я у вас убираюсь. Наверное, говорит, я смогу ему помочь. Я думала, он про уборку, но он ответил, что дело в другом. Он уже навел обо мне справки и знал, что мой сын сидит в тюрьме. Сказал, что много кого знает и может сделать так, что сыну там не поздоровится. А может и замолвить за него словечко.

Мы с Синтией украдкой переглянулись. Сын Терезы в тюрьме?

– Он сказал, что если я ему помогу, то он замолвит словечко за моего Фрэнсиса и мне самой подкинет деньжат.

– В общем, вы нас продали, – произнесла Синтия.

– Думаете, вы для меня важнее моего сына? – усмехнулась Тереза.

– Мы ничего о нем не знали, – добавила Синтия.

– Конечно, где вам! Вы никогда ничего не спрашивали о моей жизни. Я – просто человек, который убирает ваш мусор и наводит порядок.

Возможно, Синтия и почувствовала себя виноватой, однако сказала:

– Вы уволены, Тереза.

– Лайф-коуч? – повторила Джейн.

Женщина, которую все называли Регги, сказала:

– Если у вас проблемы на работе или с парнем, если ищете собеседника, человека, с которым будете говорить и который будет вас слушать и предлагать разные пути, то это я. Например, у вас есть молодой человек. Все ли хорошо? Полностью ли вы удовлетворены этими отношениями? Если нет, то почему? Вы, наверное, обсуждаете это со своими подругами, но насколько они годятся для того, чтобы давать вам советы?

– А вы годитесь?

Регги кивнула:

– У меня удостоверение лайф-коуча. Учтите, я не выдаю себя за психиатра или психолога. Это люди с серьезным медицинским образованием, и если у вас серьезное расстройство – двуполярность, шизофрения, клиническая депрессия, – то вам не ко мне. У меня случаи попроще. Вы мучаетесь от нерешительности, вам кажется, будто угодили в яму, проснувшись утром, чувствуете, что не сумеете прожить еще один день, занимаясь все тем же. Вы не знаете, как изменить положение. Надо с кем-то поговорить, но люди вокруг для этого не годятся. Мама с папой? У них полно предрассудков…

– Да, – кивнула Джейн.

– Когда человек обращается ко мне, у меня нет о нем никакого мнения. Я его не сужу. Не начинаю выговаривать: раз вы никогда ничего не добивались, то с чего взяли, что теперь у вас получится? Одна позитивная энергия. Я добавляю, а не отбираю. Хочу, чтобы вы знали, что вам доступны перемены, вы способны изменить свою жизнь, достичь своих целей. Я упрощаю вам эту задачу при помощи диалога, ободряю. Это и есть моя тренерская работа. Поэтому я и называю себя тренером.

– Да уж! – только и сказала Джейн, не записавшая в своем блокноте ни одного слова.

– Подобное содействие нужно очень многим. В основном женщинам, потому что мужчины стесняются признаваться другим, что им нужен совет. Сами знаете, они никогда не спросят подсказки, даже когда заблудятся, бесцельно проколесив целый час.

– Точно, – согласилась Джейн.

Регги откинулась в кресле, пытливо посмотрела на нее и произнесла:

– Вижу, вы отнеслись к моим речам скептически.

Джейн подняла руки:

– Я не пытаюсь судить. Вы предлагаете услугу и должны ее рекламировать.

– По-вашему, это пустые слова?

– Ничего подобного я не говорила.