– Повернулся мой язык. А … я не больше, чем твоя мамаша, спятившая от сифилиса! – зло парировала Светлана Кантемирова. – Думаешь, я и про нее ничего не знаю? Сифилитичка Ляля… плясунья Ляля… Да она первой столичной шлюхой была в свое время, с кем только не спала! Со всеми! И с бомондом, и с диссидентами, и с кагэбэшниками. Папашу твоего чилийского потом подцепила. Вроде муж – иностранец. Но и он от нее сбежал. Сифилисом-то не заразила его, нет? А на твоих вывихнутых мозгах, Тамарка, сифилис ваш семейный точно сказался!

– Тварь! Змея! Сволочь! – Тамара ринулась к старухе.

Полковник Гущин не успел ее остановить. Она подскочила к сидевшей на диване Кантемировой, схватила ее сначала за плечи, рванула, а затем вцепилась правой рукой ей в горло, левой же сорвала с головы старухи парик и начала бить ее париком по лицу.

– Помогите! Она меня убьет! – визжала Светлана Кантемирова.

– Ты… тварь… смеешь мою мать… оскорблять, оговаривать, позорить!! – кричала Тамара.

– Прекратите немедленно! Тамара! Отпустите ее! – полковник Гущин бросился их разнимать.

На крики и вопли из глубины дома подоспели полицейские. Полковник Гущин отодрал Тамару от старухи, словно пластырь. Отпихнул ее на другой диван – напротив.

Тамара плюхнулась, тяжело дыша. Зрачки ее расширились, темные глаза горели мрачным огнем.

– Видели, как она со мной? Чуть не задушила, гадина! – надрывалась Светлана Кантемирова, шаря по дивану в поисках парика. Голова ее оказалась почти лысой. – Вы проверьте, проверьте ее! Чего у них с Сатаней было! Сатаней ее выставила, а затем обратно взяла, сжалилась. Может, на погибель свою! Нанял ее Керимка жену бывшую на тот свет отправить! Вы все проверьте, все факты! Если она при полиции на людей как волчица бросается, что же без свидетелей втихаря натворить может?!

– Лжешь ты, гадина, и всю жизнь лгала обо всех! – Тамара старалась перекричать ее, тоже исходя злобой. – А ты всю жизнь за всеми шпионила, делала это из мести и ненависти к сестре и еще потому, что сожитель твой – авторитет, вор, уголовник тебе приказывал на Керима и его семью компромат собирать! Думаешь, я не в курсе? Столько лет работаю в их доме! Я все про тебя, тварь лживая, знаю! Ты людей оговариваешь. Ты доносы на всех писала и сейчас наверняка стучишь! А насчет матери моей, если еще что-то скажешь – убью!! Клянусь!

– Тамара! – прервал ее полковник Гущин. – Опомнитесь хоть вы-то!

– Моя мать была танцовщица и певица. Да, цыганка! – выкрикнула Тамара. – Красавица. Ее многие хотели и добивались. И никогда она сифилисом не болела и не лечилась от него! Психика ее пострадала от инсульта, а не от сифилиса. И я ее определила в больницу, потому что не могла стать сиделкой при ней, я работала с утра до ночи за кусок хлеба. Всю свою жизнь я пахала, трудилась! А ты, сволочь, жила на деньги своего вора-авторитета, содержавшего тебя. Знаешь, как все тебя называли? Бандерша! Мадам бандерша!

«Ботаники… или «около ботаники»… – пронеслось в голове у полковника Гущина – То ли еще будет…»

– Прекратить базар! – гаркнул он.

И они обе поперхнулись истерическими воплями.

– Я вас, Светлана Владимировна, вызвал сюда не счеты сводить с покойной сестрой и ее окружением, – объявил он, беря себя в руки. – А прояснить то, о чем вы намеренно умолчали при нашей прежней встрече.

Светлана Кантемирова встряхнула свой парик и водрузила его на почти лысую голову. Она остро глянула на Гущина, затем на красную от злости Тамару Цармона.

– При ней говорить? – осведомилась она.

– Не стесняйтесь. Вы обе немало наговорили уже, – ответил Гущин.

– Ладно. Может, она подтвердит мои слова, – Светлана Кантемирова криво усмехнулась. – Смотри, Тамарка, кумекай – за ложь-то, за укрывательство срок схлопотать можешь, раз дело об убийстве.

– Вы прозрачно намекали на какие-то обстоятельства между вашей сестрой и ее сыном, – сказал Гущин. – Но дальше намеков не двинулись. Я требую ясности.

– Испортила она сынка, погубила, – ответила Светлана Кантемирова. – С юности, словно червяк, яблочко подточила. Яблочко и сгнило.

– Как это понимать?

– Совратила она его. Слыхали про инцест? – елейным тоном спросила Кантемирова.

– Вы хотите сказать, что между вашей сестрой и ее взрослым сыном существовала сексуальная связь?

– А вы девственник? Ишь как сразу встрепенулся, мент! Лысый уж, не мальчик, а таких вещей сразу не сечешь? – тоном истинной Мадам-бандерши, подруги криминального авторитета, снисходительно осведомилась старуха. – Когда такая хрень дома заведется, чтобы сынок с мамашей шуры-муры завел, жди беды. Гром и грянул. Где мальчик-то брильянтовый? Вы все здесь, Тамарка тоже тут, не сбежала, хоть я ее вам как возможную виновницу, убийцу сеструхи представила. А где же наш Левушка?

– Я ему звонила, он обещал скоро приехать, – быстро ввернула Тамара. Она поджала губы, насторожилась.

– Явится – спросите насчет их с Сатаней отношений, – гнула свое Кантемирова. – С чего он два раза жизни себя лишить хотел, а? С собой не вышло, так мамашу-любовницу прикончил. А еще Наташку-сказочницу в Сарафанове. Она-то наверняка про их кровосмесительство знала, Сатаней бы не удержалась, все бы ей растрепала. Вот он и убил их обеих.

– Данные факты вы тоже от проплаченной прислуги узнали? – уточнил полковник Гущин.

Он подумал – если Кантемирова не лжет, они подходят к чему-то очень важному, возможно, самому главному в деле…

– Продажные они. За деньги все сольют. А подобной скверны в доме не скроешь, – безмятежно ответила старуха. – Я утром-то промолчала. Говорю же – Сатаней бы мне не простила правды. Ну, а теперь нет ее. А вы разбирайтесь.

– Вы что скажете, Тамара? – спросил Гущин секретаршу. – Их жизнь долгое время протекала на ваших глазах. Подобное и правда сложно держать в тайне от домашних.

– Нет… вранье… ну, я не знаю точно. – Тамара колебалась. – Очень давно Лева гулял по молодости лет, а Искра ссорилась с Керимом – он начал ею пренебрегать… Был один случай…

– Какой случай? – полковник Гущин внимательно наблюдал за ними обеими.

– Прислуга сплетничала, шепталась – мол, видели, как Лева подглядывал в спальню за матерью и отчимом. Они же супруги, у них имелись свои секс-фишки. Искра, например, любила устраивать в спальне перед Керимом домашний стриптиз, танцевала, раздевалась. Оставалась лишь в украшениях, она жемчуг предпочитала… Танцевала, как Соломея перед царем Иродом, нагишом в жемчужных бусах, браслетах. – Тамара помолчала. – Один раз я только и слышала от горничной об этом. И я ее уволила. А она тебе, – Тамара повернулась к Кантемировой, – сразу все и продала!

– О чем вам сообщила горничная? – уточнил полковник Гущин.

– Ну, она видела,