— Вы сами себя опозорили. Я просил, умолял, убеждал, взывал к вашим сердцам, а потом к разуму. Тщетно. Вы никого не слышите. Значит я привлеку ваше внимание по-другому, — жуя виноград, непринуждённо ответил.

Краски сгущались, и я всем телом ощутил негодование родителей. Если бы они могли убить меня одним взглядом или силой мысли, то я уже окочурился бы.

— Да кто ты такой, чтобы ставить нас перед фактом?! — процедил отец, наклонившись вперёд. — Ты думаешь, что можешь вести себя подобным образом?! Ты нихрена не повзрослел! Думаешь это спасёт тебя?! Тогда ты ещё более наивен и глуп, чем я думал.

— Пап, я ценю твоё мнение, но не ты меня воспитывал, чтобы теперь оценивать результат. У меня вообще отца не было. Я с детства чувствовал себя брошенным. Вы променяли меня на вот это всё, — обвёл рукой бассейн, дом, огромный участок с идеальным газоном. — Понимаю. Так ведь проще, да?! Это всё никогда не откроет рот и не будет подвергать сомнению ваши решения. Это всё неживое, контролируемое. Персонал вы увольняете только так, стоит им слово поперёк сказать. С сыном вы не общаетесь, потому что, видите ли, я слишком мягкий и не стремлюсь трахаться за бабки. Что ж, я лучше буду ванильным ушлёпком, чем проституткой, — мой голос был ровным и спокойным, но внутри меня была буря.

И дело не только в том, что меня оскорбляли или принуждали к чему-то. Дело в том, что эти люди не имели на это никакого морального права. Они никогда не занималась мной или моим воспитанием. Никогда не вытирали сопли, когда я заболевал. Никогда не готовили мне торт на день рождение. Никогда не ходили на родительские собрания в школу или на мои выступления, когда я выступал на конкурсе талантов, читая Эминема. Первое место, кстати, получил. Не было их и на моём выпускном. А универ они оплатили только по одной простой причине, там куча богатеньких и перспективных невест с хорошим, по их мнению, происхождением.

— Если бы не мы, то у тебя ничего не было бы! Ни денег, ни дома, ни машины! — завопил он, нервно стукнув кулаком по столу, отчего послышался звон бокалов.

— Зато были бы родители, — усмехнулся себе под нос. — Я поехал. Меня семья ждёт, — хлопнув в ладоши, поднялся, как в мою руку вонзились когти матери.

— Ты не посмеешь, — прошипела она.

— Ещё как посмею, — победоносно улыбнулся и, вырвав свою руку из её мёртвой хватки, вошёл в дом.

— Это не конец, Джастин! — долетел до меня крик матери, но я уже бежал, перепрыгивая через две ступеньки на второй этаж. Я готов был взлететь от счастья, ощущая себя свободной птицей.

Наскоро покидал в сумку свои вещи и вылетел на улицу. От Малибу до моего дома ехать полчаса. Полчаса разделяло меня от настоящей семьи. Да, именно так я чувствовал. Мишель, Итан и Нанни стали моим домом, семьёй, отдушиной и надёжным пристанищем. Чтобы избежать возможных претензий со стороны семьи Кайлы, выключил телефон. Я понимал, что разговоры ещё будут, ведь я выказал им своё неуважение. Очень хотелось верить в то, что мистер Андерсон, отец Кайлы, расценит это как личное оскорбление и впоследствии не захочет иметь со мной ничего общего.

Подъехал к шлагбауму и, нажав на кнопку на своём солнцезащитном козырьке, открыл его. Проезжая мимо поста охраны, заметил Берни.

— Берни! Какого чёрта ты здесь?! Сегодня же праздник! — крикнул ему.

Он высунул голову в окно и лучезарно улыбнулся.

— А ты какого хрена здесь, у тебя же помолвка?!

— Я сбежал, — заржал в ответ. Он тоже рассмеялся, показав мне большой палец вверх. — Тем более меня ждут здесь.

— Вот и меня это место не отпускает, — уклончиво ответил он, потерев подбородок.

Я знал, что он разведён и у него было двое взрослых детей. Бывшая жена осталась в Мексике и вроде не трогала его. А сам он по уши влюбился в Нанни. Его можно понять, она роскошная женщина.

— Тогда заходи, когда сможешь, — подмигнул ему.

— А можно?! — с надеждой спросил он, а вид был как у Итана, когда он спрашивал меня, можно ли ему втихаря ещё чипсы съесть.

— Нужно, — отсалютовал ему и поехал вдоль навороченных особняков моих соседей.

Припарковался около дома и фактически залетел внутрь. В нос ударил запах запечённого мяса смешанного с пряным ароматом имбирного печенья. Откуда-то из кухни доносилась песня All I Want For Christmas Is You от Mariah Carey.

Нанни на славу постаралась и дом был украшен различными причудливыми игрушками, мишурой, гирляндами и статуэтками. В нашем комплексе очень строго относились к внешнему украшательству домов к Рождеству и были определенные правила. Как, например, нельзя вешать много иллюминации во дворе, чтобы не слепить соседей. Бредово, конечно, но это прихоти богачей. Поэтому мы с Нанни обычно не заморачивались и украшали дом только изнутри. В углу гостиной стояла огромная ель, украшенная серебристыми и золотистыми шарами. На её раскидистых ветвях мерцали сотни маленьких огоньков праздничных гирлянд. На книжных полках появились разноцветные мигающие лампочки и забавные статуэтки.

Сняв обувь, босиком пошлёпал в сторону кухни. Мне хотелось бежать, но я сдерживал себя, ощущая какое-то трепетное беспокойство. Зайдя в неё, застыл, наблюдая как Нанни танцевала с Итаном, взявшись за руки, а Мишель стояла спиной ко мне, прислонившись к кухонному светло-серому гранитному островку. Итан был бледным и отстранённым, явно плохо себя чувствуя, но слегка покачивался в танце.

— Кхм, — кашлянул в кулак, пытаясь скрыть довольную улыбку. — А почему меня никто не встречает?!

Все мгновенно обернулись на меня. Мишель схватилась за столешницу и распахнула глаза от удивления. Нанни подняла руки к груди и в её глазах появились слёзы. А Итан рванул ко мне.

— Папа плишёл! Папочка! — подлетел ко мне, и я тут же подхватил его на руки. От его реакции сердце подпрыгнуло к горлу, в глазах защипало. — Я загадал желание, как ты и говолил! И ты плишёл! А Миша говолила, что ты уехал и не велнёшься, — торопливо говорил он, сквозь кашель.

Слёзы потекли по его щекам. Сглотнул огромный ком в горле и прижал его к себе. Не знаю, что в этой жизни может тронуть больше, чем такая детская реакция.

— Тише, приятель. Не плачь, — поглаживал его по спине, прикрыв глаза на секунду. — Конечно я пришёл. Неужели ты думал, что я в такой праздник уйду?! Да ещё и когда ты заболел?! — охрипшим голосом успокаивал его. Или самого себя. Не знаю.

Но мне хотелось зарыдать в голос от его искренней радости. Он ждал меня. И, чёрт подери, мне нравилось, что он называл меня папой. Это неправильно, но я наслаждался этим.

Посмотрел на Мишель, которая поспешно вытерла слёзы и смотрела на меня, словно увидела настоящего Санта-Клауса.

— А ты подалок плинес?! — прищурившись, посмотрел на меня.

— Принес, — улыбнулся ему.

Его глаза загорелись, а на щеках появился румянец. Я чувствовал, что у него явно была температура и по-хорошему ему надо лежать, но также понимал, что он ждал этого праздника. Он ждал чуда. Он ждал отца. А пришёл я. От всего этого у меня закружилась голова, но я лишь крепче обнял ребёнка и вдохнул запах дома. Так странно всё, но мне нравилось.