которой не давали Аглае покоя с того момента, как Мутерперель высказал предположение, что она в саду нашла останки Маркова. Уже тогда у нее сложилась картина дня, когда Дмитрий приходил к родному дому, а нарвался на ее мужа. Она могла лишь догадываться, что наговорил Дмитрию Лапин, если тот сразу ушел, но была уверена, что Дима не мог не попытаться увидеть ее. Он оставил-таки ей послание в почтовом ящике! Но записку достал Лапин. Возможно, муж видел, как Дмитрий ее туда положил.

– Я прочла еще вчера, прости. Вообще-то была мысль порвать и выкинуть. Подумала – зачем тебе нервы трепать? Вдруг ты все еще его любишь и ждешь? Но теперь у тебя роман с Глебом Голодом…

– Нет никакого романа! – резко ответила ей Аглая, развернула, наконец, листок и пробежала глазами текст. Да, Дима написал, что будет ее ждать в девять вечера в саду, где старая черешня. Как раз в том углу и хотела вчера Аглая пристроить подарок майора.

– Я все правильно поняла – отец перехватил послание, встретился с Марковым и убил его? И прикопал тут же…

– Может быть, это не он… сейчас уже ничего не докажешь, – зачем-то произнесла Аглая.

– Мамуль, не нужно пытаться уберечь меня от дурных новостей, их столько было! А я у тебя оказалась очень стойкой. – Берта подошла к ней и обняла. – Не переживай за меня, я отца плохо помню. Зря ты только старалась создать для меня образ честного, доброго и порядочного родителя. Видишь: один день и – пшик, образ растаял!

– Где ты нашла записку?

– В шкатулке под донышком. И зачем он ее там хранил только? А вдруг ты бы обнаружила?

– Да я даже код от сейфа узнала только после его смерти! У нотариуса! Когда открыла сейф, в шкатулку даже не заглянула – была уверена, что там только украшения твоей мамы, Лев сам мне показывал их. Все, хватит об этом. На, отдашь бумажку своему капитану. Пока Федор в больнице, он расследованиями занимается.

– Федор? Вот так просто – не майор, не Мутерперель… Я что-то пропустила, да, мамуль? – улыбнулась Берта.

– Ох, и запуталась я, дочь, – неожиданно для себя призналась Аглая. – Глеб очень хороший человек, доброты необыкновенной, заботливый и нежный. С ним… спокойно. Но представь, он уже всю нашу будущую жизнь за прошедшие полсуток продумал, даже вас с Антоном поженил и внуков нам напророчил. Я, если откровенно, обалдела от его напора. Потом дошло: он подстраивает меня под свое понимание идеальной жены. А я не хочу… соответствовать!

– Мамуль, может быть, ты просто испугалась резких перемен? К тому же у тебя столько лет не было мужчины, – осторожно заметила Берта.

– Почему не было? Я больше десяти лет встречалась с одним человеком…

– Мама?!

– Чему ты удивляешься? – пожала плечами Аглая, немного обидевшись на дочь. Выходит, Берта ее давно со счетов как женщину списала?

– Тому, что я ничего не замечала! Ты, оказывается, такая скрытная, мам, просто шок для меня. Почему молчала? Соглашусь, ребенку не расскажешь, детям не обязательно все знать о родителях. Но мне – двадцать шесть скоро! А ты со мной откровенно говоришь только сегодня. Ладно, Мутерперель тебя невольно сдал, а то бы я и тайну своего рождения никогда не узнала. Конечно, это мало что изменило, я как любила тебя, так и люблю. Но признайся, ты мне не доверяла не потому, что я тебе не родная?

– Да нет, конечно, Берта! Дело во мне. И, возможно, в моем воспитании. Да, бабушка была скрытной, я говорила, что даже про деда я узнала от нее случайно. Вытянула, можно сказать. И слушала как сказку. А она очень не любила о нем вспоминать. Наверное, ей было больно. Или чего-то боялась. В советские времена все чего-то боялись, а тут речь о немецких корнях. И в моей семье много не откровенничали. Я помню, что родители часто замолкали при моем появлении. Подслушивать их разговоры, хотя мне и было любопытно узнать, о чем они говорят, я не могла – стыдно, как и читать чужие письма, и шарить по карманам. Я сразу выходила из комнаты вон, чтобы они могли закончить беседу. Даже садилась в соседней комнате за рояль, играла, чтобы не слышать голосов. Папа был офицером, появлялся дома редко. С мамой я разговаривала исключительно о школе, подружках, уроках. Как отчитывалась. На самом деле не все радужно складывалось у меня с ровесниками, но ныть и жаловаться у нас было не принято. Проблемы я решала сама. Однажды пришла из школы с фингалом, мама с папой были дома оба. Отец лишь спросил, уладила ли я конфликт, а мать принесла из аптечки бодягу. Никто не расспросил, за что мне врезали, не пожалел, ни кинулся за меня вступиться.

– Ты дралась?

– Еще как! В наше время в классе тоже были всякие группировки. Может, булинга откровенного не было, но отношения выясняли не всегда в словесных дуэлях. Родителям не жаловались, учителя часто знали о драках, но молчали. Латыши, Берта, живут под девизом «моя хата с краю, ничего не знаю».

– И ты наполовину латышка. Скрытная и «хата с краю». Без обид, мам.

– Что уж тут обижаться! – с досадой воскликнула Аглая.

– Ты мне не скажешь, кто тот мужчина, с которым ты встречалась так долго? И почему расстались?

– Он был женат. Какое-то время они с женой жили порознь, даже в разных странах. Потом она вернулась к нему. Я тут же разорвала отношения.

– Любила?

– Нет, Берта, не любила. Его было жаль, он слабый человек, ведомый. Зачем тебе все это? Я уже и лица его толком не помню…

– Ладно, и вправду, не тема… А фотографии бабушки у тебя нет?

– Семейные альбомы в самарской квартире. Я, когда уезжала, наши личные вещи на антресоли уложила. Дмитрий помогал… И ни словом не обмолвился, что там тайник! Как же я в нем ошиблась… А знаешь что! Соседка на днях звонила, что квартиранты съехали, а следующие заедут только первого июля. Давай слетаем в Самару на пару дней!

– Не слетаем, мам, поездом только. Я посмотрю билеты, да?

– Бронируй сразу, едем. А мне нужно срочно позвонить, – решила Аглая и набрала номер Мутерпереля.

Глава 32

Федор торопливо ответил на вызов – звонила Аглая. Сердце замерло на секунды и забилось чаще, он выдохнул в трубку радостное «рад слышать» и тут же сник из-за делового тона женщины. Аглая сухо и коротко сообщила, что они с Бертой решили на пару