Но ее замечательного мужа это интересовало мало, особенно тогда. Его ждали Констанц и новая схватка с кардиналом Джованни Доменичи.

За то время, что Медичи отсутствовал, в Констанце произошло немало событий.

Еще по дороге домой после тюремного заключения Козимо узнал, что главный соперник Коссы папа Григорий XII, видно не желая последовать за Бальтазаром, отрекся от сана. А упорного Бенедикта попросту отлучили, он отлучение не признал, но теперь это мало кого волновало. Нового папу пока не выбрали, у Собора нашлись дела поважней. Члены Собора вообще постановили, что Собор важней папы, должен собираться часто и постоянно и требовать от понтифика отчета.

Сожжением Яна Гуса не ограничились, приехавшего заступаться за своего друга и соратника Гуса Иеронима Пражского тоже обвинили в ереси. Понимая, что последует на костер, Иероним попытался бежать, его схватили, также не дали защититься и бросили в тюрьму. Иероним оказался не столь крепок духом, отрекся от учения Уиклифа и своих слов, отречение приняли, но из тюрьмы не освободили.

Разъяренный отречением своего собственного покровителя, теперь уже бывшего папы Григория, кардинал Доменичи был готов сжечь хоть самого короля Сигизмунда! Он понимал, что отлученный от церкви и преданный анафеме Иероним опасен даже больше, чем был до Констанца, а потому настаивал на костре и для этого чеха. Кардиналы не могли решиться отправить на сожжение отрекшегося от ереси Иеронима Пражского, но тот неожиданно подарил им повод сам: не желая гнить в каменном мешке, мучимый укорами совести, Иероним отказался от отречения и снова объявил себя последователем Гуса.

В конце мая 1416 года сожгли и его.

В день, когда Козимо со своими спутниками вернулся в Констанц, у христиан уже был новый папа — Оддо Колонна, взявший имя Мартин V. Медичи помнил этого длинноносого полного кардинала, теперь папу. Колонна служил Коссе и, хотя нередко открыто порицал непутевого Бальтазара, против него не высказывался.

— Это хорошо, что Колонну выбрали. Есть надежда вытащить Коссу из тюрьмы.

Антонио, радостно встретивший патрона, качал головой:

— Доменичи в ярости, хватило бы дров, так весь Собор сжег. Как это он Коссу не спалил?

— Влияния недостаточно.

— Да, он после отречения Григория словно сник. Но все равно силен, его боятся. И вам тоже надо опасаться, хитер и жесток. Не верьте вы ему.

— Встречаться придется. Но сначала… — глаза Козимо вдруг по-мальчишески озорно заблестели, — с папой Мартином.

— С кем?! Зачем вам? Не лезьте вы в это дело, голова целей будет, — не мог успокоиться Антонио.

— Медичи — банкиры курии. К тому же у меня имеется для него подарок.

Он не стал объяснять, что забрал из монастыря и привез в Констанц тиару, отданную когда-то Бальтазаром на сохранение.

Констанц готовился к Рождеству. Это прекрасный повод для встречи с новым папой и возвращения ему тиары, которая пригодится во время торжественной службы.

— А если он не будет рад вас видеть? — все еще не терял надежды образумить патрона Антонио.

Козимо согласился:

— Конечно, не будет.

— Так зачем же вы в пасть ко льву голову суете?

— Антонио, если боишься, можешь со мной не ходить. И ты зря называешь папу Мартина львом, он… он честный и добрый человек. А меня не рад видеть потому, что напоминаю ему о Бальтазаре. Совесть мучает, а исправить ничего не может. Мы поможем.

— Так вас к нему и пустили…

— Знаешь, что это? — Козимо крутнул в пальцах флорин.

Антонио смотрел на него с недоумением.

— Жизнь убедила меня, что вот эти золотые кружочки очень любят все, особенно те, кто стоит на страже. Нет ничего проще, чем зарабатывать золото вот так: немного нарушая свои обязанности. Пойдем, нельзя терять времени, мне еще кардинала Доменичи разыскивать.

Попасть на прием к новому папе действительно трудно, но Медичи был настойчив, объяснив новому секретарю, который дежурил перед дверью в комнаты папы, что привез нечто очень важное.

— Как представитель банкирского дома курии, я обязан вручить этот дар до Рождества.

Он слегка наклонился к конторке, за которой работал молодой человек, и, заметив, что секретарь по неопытности совершил серьезную ошибку в написании имени венгерского епископа, тихонько посоветовал:

— Исправьте две буквы здесь и здесь. Они очень щепетильны в таких вопросах…

Одновременно на столе подле руки секретаря каким-то непостижимым образом выросла стопка из золотых флоринов, причем появилась она там, где удобней всего спрятать под бумаги. Секретарь полыхнул пламенем и зашептал в ответ:

— Я первый день… спасибо, мессир Медичи.

— Не стоит благодарить, епископ — наш клиент, иначе я бы тоже не знал, как пишется его имя. Эти славянские имена такие неудобные в написании… Я могу пройти?

— Да, конечно. — Бедолага был готов лично открыть перед молодым банкиром дверь, если бы этого не сделали слуги.

Они открыли дверь не для Медичи, навстречу из комнаты выходил… меньше всего Козимо сейчас хотел видеть епископа Рагузского. Понимал, что встречаться надо, и как можно скорее, но не перед кабинетом же нового папы и не в такой момент!

Кардинал Доменичи тоже не ожидал. Он окинул Медичи цепким внимательным взглядом, видно пытаясь что-то для себя решить. Козимо опередил:

— Ваше Преосвященство, я привез то, что должен. Когда это можно вам передать?

Только бы не подумал, что привезенное в ларце у Антонио в руках!

Сам Антонио немедленно спрятался за спину патрона, словно это было возможно за невысоким щуплым Медичи.

— Принесете вечером.

Повезло, Доменичи не стал расспрашивать, что делает банкир в покоях папы. Козимо, а следом и Антонио поспешили войти, пока кардинал не опомнился.

Оддо Колонна еще не привык к своему новому сану, это Бальтазар был назван папой, по сути став им задолго до Собора в Пизе, Мартин пока чувствовал себя в новом качестве неуверенно, а потому неуютно. И молодому Медичи не обрадовался, Козимо действительно напоминал ему о гнившем в тюрьме Коссе — недавнем покровителе самого Колонны.

Папа сидел на стуле с высокой резной спинкой, не решаясь на нее откинуться, подушка под его задом давно сползла, грозя вообще свалиться под ноги. Похоже, пухлую, увенчанную по углам массивными кистями подушку удерживало только седалище папы, потому он боялся пошевелиться, изнывая в неудобном положении.

— Ваше Святейшество, позвольте выразить глубочайшую радость по поводу вашего избрания.

Козимо не лгал, он действительно считал выбор Собора правильным. Оддо Колонна заслужил такое избрание, причем заслужил не подкупом, а своими человеческими качествами.

Относись Медичи к папе Мартину чуть хуже, с удовольствием полюбовался бы его легкой растерянностью, Колонна явно не знал, как реагировать на молодого банкира. К тому же проклятая подушка… Козимо поспешил прийти на выручку немного стушевавшемуся Колонне: