— А Уилл думает, что его выпорют. — Мэри выдавила из себя улыбку.

— Тогда я пойду повидаюсь с ним, — сказал Тенч. — Ему нечего бояться, если он сам будет участвовать в ремонте лодки.

Мэри немного провела Тенча, и они поговорили о Беннелонге и о том, как он однажды помог капитану Филипу, когда в того метнул копье один абориген.

— Я надеюсь, что в будущем все наши люди примут аборигенов с открытым сердцем, — произнес Тенч.

Обычно Мэри соглашалась с его взглядами, но сегодня она была измучена собственными страхами и отчаянием и не могла не думать, что Тенч наивен и даже смешон.

— Не примут, — возразила она. — Я уверена, что настанет время, когда правительство захочет стереть местных жителей с лица земли, потому что они не вписываются в их планы относительно этого места.

Тенч ужаснулся.

— О Мэри, что ты говоришь?

— Именно так они и поступают с теми, чьи ценности отличаются от их собственных, — проговорила она с вызовом. — Богатые и имеющие власть идут по жизни, попирая слабых. Даже когда мы, каторжники, отбудем наш срок, ты действительно уверен, что наше прошлое будет забыто? Я думаю, люди здесь всегда будут делиться на два класса. К одному будут принадлежать заключенные, аборигены и бывшие каторжники, а к другому — такие, как ты.

— Я не знаю, что ты имеешь в виду, когда говоришь «такие, как ты», — произнес Тенч с негодованием. — Все люди рождены равными. И только от них самих зависит, поднимутся они или опустятся на самое дно.

— Да, но подниматься гораздо легче, когда ты образован и тебя поддерживает богатая семья, — отрезала Мэри. — Но я не это хочу сказать. Для людей вашего сорта мы, каторжники, не лучше рабов. Чем больше людей будут сюда посылать, тем привлекательнее эта страна станет для английских богачей. Мне кажется, со временем они нагрянут сюда и нахватают земель, а кто будет работать на них? — Она сделала паузу, ожидая, что Тенч даст ей прямой ответ. Но он ничего не сказал, только посмотрел обиженно.

— Мы, каторжники! — проговорила Мэри торжествующе. — Вот кто! Не отрицайте, что это случится, сэр, вы знаете, что это неизбежно. Возможно, некоторые люди и чувствуют себя неловко, поймав негра и заставив его работать бесплатно. Но никому нет дела до того, что кучка осужденных преступников валится с ног от непосильной работы.

Тенч был поражен. Он давно уже знал Мэри и никогда раньше не замечал в ней такого отчаяния.

— Я думал, ты довольно счастлива здесь с Уиллом и детьми, — произнес он слабым голосом. Но сказав это, он понял, что рассуждает так же, как и большинство офицеров: заключенные не способны на тонкие чувства.

— Счастлива! — рассмеялась Мэри, но ее смех прозвучал невесело. — Как я могу быть счастлива, если Шарлотта плачет от голода и я боюсь за будущее своих детей? Они не сделали ничего дурного, но они тоже приговорены к каторге.

— Мне так жаль, Мэри. — У Тенча задрожал голос, и перед глазами все поплыло. — Я желал бы…

— Желания здесь не исполняются, — оборвала она его. — И молитвы остаются без ответа, если молится женщина вроде меня. Я сама должна устроить свою судьбу.

Мэри ушла к берегу стирать белье, а Тенч какое-то время стоял и размышлял. Он чувствовал свою беспомощность, потому что в глубине души знал, что каждое ее слово — правда. Когда «Скарборо», «Сюрприз» и «Нептун» вернулись в Англию, кто вспомнил о каторжниках, умерших по дороге в Новый Южный Уэльс? А о тех, которые умерли в первой флотилии? Тенч подозревал, что никто. И все же тысячи людей с нетерпением ожидали отчетов об этом месте и строили планы о том, как ухватить себе кусок земли. Возможно, кого-то испугают трудности, но многие рассчитывают на дешевую рабочую силу и будут готовы рискнуть. Все происходит так же, как в свое время в Америке.

Тенч смотрел, как Мэри опустила Эммануэля на землю рядом с Шарлоттой, наклонилась к воде и начала стирку. Он вспомнил, как впервые разговаривал с ней на «Дюнкирке», когда она была возмущена ужасным состоянием трюма.

Мэри действительно была исключительной женщиной. С того самого дня она смело боролась за то, чтобы сделать свою жизнь как можно лучше. Многие другие молодые и привлекательные женщины просто сдались. Ее подруга Сара превратилась в вечно пьяную шлюху, так же, как и большинство женщин с «Шарлотты». Семеро из них умерло, и одному только Богу известно, сколько бы из них осталось в живых, если бы в их сердцах теплилась искра надежды на то, что условия здесь станут лучше.

Тенч глубоко сочувствовал им всем, но услышать слова Мэри и увидеть столько отчаяния в ее глазах было невыносимо.

Почему он не может набраться смелости и сказать ей, что он испытывает к ней? Почему не откладывает все свои возвышенные планы на будущее и не умоляет ее бросить Уилла и уйти к нему? Другие офицеры, например Ральф Кларк, имели любовниц среди каторжниц, а ведь у Кларка осталась дома жена, которая ждала его и которой он клялся в любви. Добиться Мэри не так уж и трудно, Срок Уилла подходит к концу, и он с радостью уплывет на первом корабле, даже не оглянувшись.

Но, несмотря на чувство, которое Тенч испытывал к Мэри, он знал, что не сможет сделать ее своей любовницей. Его воспитание не позволяло ему увести женщину с детьми у другого мужчины, Это было бы неправильно: лишить Мэри той стабильности, которую дает женщине брак. И Тенч не вынес бы, если бы ею стали пренебрегать его друзья и родственники, — что они наверняка бы сделали, если бы узнали о ее прошлом.

Кроме того, он, возможно, обманывает себя, думая, что она чувствует к нему то же, что и он к ней. Мэри никогда не говорила ничего о своих чувствах и, скорее всего, считала его просто другом.

Тенч посмотрел на ее хрупкую фигурку, склонившуюся над водой. В каждом ее движении была решительность. Мэри сильная и уверенная в себе женщина. Тенч чувствовал, что она никогда не согласится стать ничьей рабыней.

1791

— Ты принесла деньги? — спросил Детмер с сильным акцентом.

Мэри кивнула и протянула ему узел чистого белья.

— В носовом платке, — прошептала она и легко коснулась узла грязным бельем у него в руках. — Они здесь?

Было двадцать шестое марта, и Детмер через два дня собирался возвращаться в Англию с капитаном Хантером и его командой с потерпевшего кораблекрушение «Сириуса».

Утро на причале было оживленным и шумным. Моряки Детмера катили бочки со свежей водой на погрузку, пехотинцы патрулировали, мужчины-заключенные строили новый сарай, стуча молотками и скрипя пилами, а шумная стайка женщин-заключенных возвращалась, перекрикиваясь друг с другом, после стирки белья в офицерских домах. Еще там было множество детей, грязных полуголых маленьких оборвышей, карабкавшихся на приготовленные к погрузке тюки. Время от времени кто-то кричал на них и приказывал им слезть, и они исчезали, как крысы в водопроводной трубе, лишь для того, чтобы через считанные минуты появиться снова.