Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит, он одна тысяча девятьсот двадцать второго года рождения? — растерянно, изучив полученную справку, переспросила Анна архивистку.
— А что, тут неясно написано? — проворчала работница архива — пожилая сварливая женщина в огромных очках, собственноручно и вручившая Светловой эту справку. — Или вы начальную школу не заканчивали?
— Да нет, почему же… посещала, — призналась Светлова.
— Ну так и читайте, что написано.
— Да я читаю…
— Что-то чересчур зачастили к нам с этим Глинищевым, — неодобрительно вдруг заметила дама-очкарик.
— Да? Что вы имеете в виду?
— То и имею.
— То есть… Вы хотите сказать, что кто-то уже запрашивал сведения об Алексее Алексеевиче?
— К тому же не так и давно! Вот я и удивляюсь… Ходят и ходят! — неласково прокомментировала женщина. — Как будто у нас и так работы мало.
— А вы не могли бы описать этого человека?
— Делать мне больше нечего, как его описывать… Может, вам еще словесный портрет?
— Ой, хорошо бы! — обрадовалась Светлова.
— Наглость какая! — пробормотала очкарик.
— Ну пожалуйста! Хоть в самых общих чертах… Это очень-очень важно! — принялась причитать Светлова.
— Да что его описывать-то… — Архивистка вдруг сменила гнев на милость: — Вы его и сами, наверное, видели. Его часто по ящику показывают. Последнее время, правда, что-то перестали.
«Конечно, перестали… — взволнованно думала Светлова, — как же его теперь показывать, если он дуба дал?!»
Ответ архивистки прояснял очень многое.
«И ведь не поленился сам за справочкой заехать. Даже помощнику это дело не перепоручил… Видно, всерьез увлекся своими изысканиями!»
Аня с благодарностью смотрела на сварливую, в огромных очках сотрудницу архива: «Ай да умница, ай да очкарик… Внимательная и с хорошей памятью! И даже понятия не имеет, как мне помогла!»
Вот и объяснение!
Теперь Светлова спокойно, не оглядываясь, шла по улице; спокойно заходила в свой подъезд и не боялась открывать дверь своей квартиры. Она не боялась старика… Ведь старик переключился на Генриетту. И Светлова знала теперь почему.
* * *
— Здравствуйте!
— A-а… это снова вы! Что на сей раз? Кошечка, собачка? Мышка-норушка?
Рина Васильевна, та самая дама, которая ни разу в жизни не мыла пол, иронически оглядывала стоящую на пороге Светлову.
— А вы, девушка, случайно не мошенница, промышляющая обманом пенсионерок?
— Нет…
— Но, кажется мне, похожую на вас особу я видела намедни в телепередаче «Криминальная хроника»!
— Да нет, Рина Васильевна… Клянусь!
— Не клянитесь, голубушка! Как правило, мошенницам, пойманным с поличным, это не помогает! Надо сказать, мои родственники Алексей и Алена Глинищевы сразу же вас опознали, когда я вас им описала…
— Даже так? Не узнали, а опознали?
— Видите ли, после вашего прошлого визита — довольно странного, надо заметить! — я случайно упомянула при встрече с ними о некой светловолосой красивой девушке…
— Спасибо! — искренне поблагодарила старушку беременная и замученная жизнью Светлова, теперь еще к тому же и записанная в мошенницы.
— Да, представьте, я им описала девушку, столь трогательно заботящуюся о потерянной кошечке и одинокой старушке… Что вы там болтали насчет какого-то «отдела помощи»?
— Рина Васильевна! Хватит меня разоблачать. Клянусь, я не собираюсь обчищать вашу скромную квартирку. Дело совсем в другом. Мне нужно, чтобы вы ответили на несколько вопросов.
— Всего-навсего? — иронически хмыкнула старушка.
— Вот увидите, я не буду спрашивать вас, где вы храните свою пенсию… По сути дела, необходима консультация.
— Консультация?
— Да.
Видно было, что слово старушке понравилось.
— Видите ли… вот эти мемуары… — Аня достала из сумки объемистую рукопись Витенгоф, — готовятся сейчас к изданию. И необходимо уточнить некоторые детали. Кроме вас, вряд ли кто-то сможет помочь…
— Неужели? — гордо повела немощными плечиками Рина Васильевна. — Я слушаю.
— Вы ведь знаете историю семьи Глинищевых. Меня интересует судьба Татьяны Аркадьевны, точнее, обстоятельства рождения ее сына…
— Ваша любознательность, как мне кажется, имеет строгую и странную направленность… В прошлый раз вы интересовались репутацией Алены. А теперь уже добрались и до покойной Татьяны Аркадьевны.
Если бы Светлова могла зардеться от стыда, она бы это, безусловно, сделала. Но дела приняли такой оборот, что ей было уже не до церемоний.
— Вы правы, Рина Васильевна, я хочу узнать как можно больше о замужестве Татьяны Аркадьевны и рождении ее сына.
— Позвольте. — Рина Васильевна взяла рукопись. — Хотелось бы изучить!
— Изучайте. Только… — Светлова поглядела на часы.
— Понимаю.
Рина Васильевна изучала отмеченные в рукописи фломастером абзацы, а Светлова тем временем нервно расхаживала из угла в угол. Ответ старушки мог оказаться, без преувеличения, решающим…
— А если не скажу вам ничего — что будет? — наконец отложив рукопись, поинтересовалась старушка.
— Ничего хорошо.
— А если скажу?
— При издании мемуаров мы упомянем вас в числе консультантов издания.
— Понятно, — поморгала глазками Рина Васильевна. Видно было, что такой поворот дел ее устраивал. — Это оплачивается?
— Ну разумеется… — с облегчением вздохнула Светлова, убедившись, что старушка перешла к «конкретике».
— Ну, сын у Татьяны был… — заметила Рина Васильевна. — А была ли она замужем? Я имею в виду отца ребенка… Замужем она была лишь однажды — за Глинищевым.
— Вот как?
— Насколько я знаю… Татьяна обвенчалась с Алексеем Глинищевым в семнадцатом году. Это правда. Татьяна Аркадьевна законная жена Алексея Глинищева. Есть документы. Я их видела. А вот ребенок… — Старушка задумалась. — Трудно сказать… А что, вам обязательно для рождения ребенка нужен штамп в паспорте? Какими предрассудками, однако, напичкана ваша юная головка! Даже я, старая, стою, знаете ли, выше этих условностей!
— Да не нужен мне штамп в паспорте! — поклялась Светлова. — Мне нужно знать, кто был отцом ребенка Татьяны Аркадьевны.
— Да откуда я знаю? Она всегда говорила, что отец ребенка Алексей Глинищев.
— Вот послушайте, пожалуйста… — Аня взяла рукопись, — это отрывок из мемуаров Софьи Витенгоф. «Пожалуйста, когда все это закончится, поезжай непременно в Глинищево. Расскажи Тане, как я умер.