Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Наверное, снимок не получился. Это года три назад началось. Сначала во сне. Я-то не помню - муж заметил. Я замужем была.
- Знаю. Удрал?
- Он ребенка хотел. А я стала бояться. Врачи, правда, говорили, что можно. Но только после курса лечения.
- А что еще говорили врачи?
- Много. Что это родовая травма. Оказывается, так бывает - может двадцать, тридцать лет не проявляться. И что надо... - Она замялась.
- Что надо?
- К психиатру на учет. Чтобы психотропными все время давил. А иначе - эпилептический синдром.
- Эпилептический... чего? - Забелин изо всех сил пытался выглядеть ироничным.
- Синдром. Это когда вроде комы. Я не хотела. Лечилась как могла. К знахарям ездила. Даже решилась на операцию - мне сказали, что в Швейцарии за сто двадцать тысяч очаг можно вырезать. После томограммы думала - пронесло, месяц ведь приступов не было. И вдруг - очень я сегодня испугалась под водой - будто голос какой-то говорит: "А теперь я тебя утоплю". И я впрямь тонуть начала.
- Будет фантазировать - тонуть. Так, хлебнула чуток. Сильный же ты человек, Юля. Столько страха - и одна. Все в себе.
- У каждого своих забот хватает. А мне это наказание Божье. Хотя был момент, размечталась. Не поверите - о вас. - Обо мне?
- О вас, Алексей Павлович. Я ведь до встречи с вами... - Договорились, - "с тобой". - С тобой... Как выяснилось, и женщиной не была. Как-то больше учеба, потом работа. Даже на тряпки времени было жалко тратить. Казалось, всё ерунда. Дружить как будто умела. А вот чтоб полюбить! Хотя мальчишки и в школе, и в институте обхаживали. Даже подружки удивлялись. Они ведь все куда интересней меня были. И замуж вышла как-то нелепо, - Юля вздохнула. - Всё нелепо. И тут вдруг... Вы ведь необыкновенный, Алексей Павлович. Вот и размечталась. Но Бог напомнил. Она перевернула его руку, рассмотрела стрелки на часах.
- Поздно. Вы не бойтесь, я сейчас уйду.
- Опять двадцать пять. Это тебе пора перестать бояться. Мы ведь теперь вдвоем, так?
Почувствовал, как притихла она.
- Так! - подтвердил он. - Нет ничего неизлечимого, кроме смерти. Тут главное, чтобы вместе. И насчет толковых врачей, тоже, знаешь, связями оброс. Так что подыщем тех, которые гробить тебя психотропными не станут. И вообще - сразу из аэропорта заедем к тебе. - Отвечая на безмолвный вопрос, сердито добавил: - Вещички заберем. Раз уж ты под мой медицинский присмотр переходишь, то и жить у меня будешь. Не сердись. Это я тебе так неуклюже в любви объясняюсь.
- Но зачем тебе это? Увидел же...
- А не твое дело. Разговорилась больно.
Он прервался, потому что Юля, поднявшись, обхватила его за шею.
- Алеша, я там, в трубе, только половину, но... я тебя очень, очень. Только ты знай, знай только. Ты ничем, ничем! Если что... Если не получится, ты не обязан. Я сама уйду тут же, как увижу. Потому что это за грехи.
- Молчи же!
- Нет, нет, это важно! Я поняла - это за то, что сотворила. И еще - нельзя становиться рабом денег. Они - инструмент. Но когда они цель, то тогда приходит беда. Ты понимаешь, да?
- Успокойся. Нашла время.
- Но ты дослушай! Деньги либо приносят благо, либо разрушают. Главное, что в душе. Мы не должны погружаться в корысть!
- Хорошо, не погружайся. Тебе причитаются сто двадцать тысяч. Раздай их своим монастырям, церквам, если тебя это успокоит. Только не заблуждайся: те же попы и монахи их же и разворуют. Та еще публика!
- Не милостыню, нет! - Юля возбужденно приподнялась на кровати. - Я всё продумала: надо создать фонд детских домов. Сначала на мои деньги. Я буду их вкладывать в проекты - это-то я умею, а прибыль штучно распределять. Это и будет благо. И тогда Бог меня простит.
- Хотел бы я знать, за что ему тебя прощать. Да и карать тоже. Похоже, других дел у него нет, как развлекаться над слабыми. - Ты что, в Бога не веришь? - со страхом спросила Юля.
- Да черт его знает.
- Значит, не веришь. Но ты уверуешь!
- Хотел бы, - тяжело признался Забелин.
- Уверуешь. Обязательно. А пока я за тебя буду молиться, - заволновалась Юля.
- Спи же, наконец! - притворно рассердился он. - Вот уж не подозревал, что такая болтунья.
Через десять минут, утомленная приступом, Юля спала на боку, жадно обхватив его руку, а Забелин, сидя подле, недоуменно рассматривал затянутое первым загаром личико зачем-то входящей в его жизнь девочки.
Требовательный звонок заставил быстро схватить мобильник.
- Да, - пробормотал он.
- Докладаюсь. Подлец Петруччио действиями войск под моим руководством разбит и повержен. Сдал-таки Наталье договоры. Потрясен?
- Ну.
- Что за бестактное "ну"? Я ему на блюдечке институт подношу, а он нукает. Завтра начинаем скупку. Не слышу фанфар. Где ласкающий моё старческое ухо звук бубна? Эй, чего ты там бормочешь?
- Это я тебя так поздравляю. Только тихо.
- Что значит "тихо"? Нет уж, изволь благодарить азартно и с подобающим умилением.
- Пошел к черту.
- Меня-то за что? - расстроился на том конце женский голос.
- Наталка? Погоди, откуда вы вдвоем в два ночи?
- А ты догадайся, недоумок, - выкрикнул издалека Макс. В трубке слышалась борьба.
- Стар! - Аппаратом овладел-таки сильнейший. - Стар, я тебе одному большую тайну скажу. Я в нее просто фантастически... Просто!
- Дай же мне, дурашка! - Что-то щелкнуло, и Москва отключилась.
В то время как притихшая Юля бесцельно бродила по неуютной, чужой квартире на Ленинском проспекте, всё не решаясь заняться обустройством своего нового жилища, Забелин отправился на окраину Москвы, в образованный хрущевскими пятиэтажками дворик.
В одной из пятиэтажек размещалась районная поликлиника. Со всеми атрибутами зачуханной районной поликлиники - сбитой набекрень надколотой вывеской, вытертым дерматином на распахнутой, прижатой кирпичиком входной двери, пустой урной, пространство вокруг которой было густо усеяно окурками, огрызками фруктов и окровавлеными кусочками ватки.
Мимо безликих, безысходно затихших вдоль стен людей Забелин добрался до кабинета с табличкой "Главный врач Сидоренко А.И.". При этом фамилия главврача была выведена от руки на пожелтевшем листочке, когда-то наспех втиснутом под оргстекло.
За столом расположился коротковолосый здоровяк в белом халате, с интересом смотревший на размещенные напротив стеллажи медицинской литературы. В лице его была просветленная задумчивость мыслителя.
- Ба, какие люди! - При скрипе двери он поспешно нажал на лежащий под рукой пульт - посреди стеллажей меж книгами оказался втиснут цветной телевизор. - Вот уж редкий гость.