А снизу опять раздалось:

— Слушай, ты, козел, я тебе сказала или нет! Отвали, сказала, придурок!..

И — ржание.

И — улюлюканье.

И Брошенная Душа сорвалась, потому что нельзя было, чтобы ее девочка, славная, добрая и чистая, вот в такое же тело превратилась. Просто невозможно было допустить!

И улетая, вслед услышала:

— Приходите, наведывайтесь, все они сюда прибиваются: им, бездушным детям, — деваться некуда, только в стаи сбиваться…

И она полетела дальше. И в сгущающейся темноте вечера летала от одного такого вот молодежного сборища до другого. Летала и видела, как где-то курили, где-то кололись. Где-то — в спешке какой-то, бестолково и без любви — совокуплялись.

Она летала и летала.

Искала и искала.

И не находила своей девочки.

Не находила…

…Она увидела этих девушек и полетела к ним.

Стояли они стайкой у дороги и болтали о чем-то, как могут болтать девушки, собравшиеся вместе. И, подлетая, она услышала звонкий какой-то смех и даже надежда у нее затеплилась — может, ее девочка тоже там, и уже успокоилась, пришла в себя и откажется от своего решения — жить без любви и без души…

— Отсосать ему… Сам пусть себе отсасывает… — сказала одна из девушек озорно. И подружки ее, слушающие ее, опять рассмеялись, рассмеялись громко и звонко, будто бы что-то веселое она сказала.

— Да пусть он член свой вонючий в задницу себе засунет, — опять произнесла девушка, и все опять захохотали, находя это очень смешным.

А Брошенную Душу смех этот и разговоры эти просто подбросили вверх, и она, улетая от них в панике, в ужасе от цинизма этого, цинизма и грязи таких молодых еще девушек, — стукнулась обо что-то и услышала только:

— Осторожно… Так можно и пораниться… А душа должна быть целой и невредимой…

Души девушек, стоящих внизу, сидели на рекламном щите и просто смотрели с высоты на происходящее. И Брошенная Душа, опустившись рядом с ними, сказала только оторопело:

— Чего это с ними?

— Проститутки, — махнула крылышком одна из душ, как бы говоря — что с них возьмешь. — Как только сумерки опускаются — на работу выходят.

— Ночные бабочки… — поправила ее другая душа, так еще и не смирившаяся с тем, что тело ее девочки выбрало такой некрасивый и грязный путь.

— Шлюхи, — сказала первая душа и, опять махнув крылышком, добавила: — Подруги, давайте называть вещи своими именами…

Души замолчали и просто посмотрели вниз. А там уже происходило какое-то действо. Подъехал автомобиль, и к сидевшим в нем двум мужчинам, крысиной какой-то, осторожной походочкой направился парень, стоящий до сих пор в темноте отдельно от девушек. И послышались только обрывки фраз:

— Девочки все хорошие, высший класс… Свежие девочки…

И рука одного мужчины протянулась из окна, и Брошенная Душа даже не сразу поняла, что там происходит, а поняв, с ужасом посмотрела на души девушек проституток.

Рука мужчины ощупывала груди девушек. А девушки, когда до них доходила очередь, — послушно задирали майки, платья, опускали бретельки бюстгальтеров. И чувствовалось, что привычным и нормальным было для них это действо. И рука мужчины, ощупывающая груди девушек, делала это буднично и привычно. Рука мужчины ощупывала груди девушек, ощупывала спокойно и размеренно, как ощупывала бы фрукты на рынке, проверяя их упругость…

— Чего это он? — почему-то шепотом произнесла Брошенная Душа.

И одна из душ девушек проституток сказала так же буднично, просто:

— Выбирает… Товар выбирает…

И опять послышались голоса, и доносились обрывки…

— Возьмите вон ту девочку, не пожалеете…

И слышался невнятный какой-то ответ.

— Тогда — Верку-двустволку… Она на этот счет мастерица — что в зад, что в перед…

И теперь мертвая рука ощупывала уже Верку-двустволку. Мяла ее груди. Сжимала ее ягодицы.

Разговоры смолкли. Верка-двустволка села на заднее сиденье. Автомобиль отъехал. И в тишине послышался спокойный, смиренный голос:

— Опять моя поехала… Пользуется спросом…

— А вы что же? — заволновалась Брошенная Душа. — Что же вы за ней не летите? Как же она теперь одна?

— А чего за ней лететь… Как будто толк от этого какой будет… И потом… — душа помолчала и сказала с болью: — Не могу я больше на все это смотреть… Я и так уж — насмотрелась, — не приведи Господи вам это увидеть…

Душа замолчала. И Брошенная Душа молчала, не зная, что сказать и как поддержать Душу Верки-двустволки. Да и что тут можно было сказать?

Души молчали. Слышен был только шум проезжающих машин. Вскоре новый взрыв смеха донесся снизу — видно, опять там что-то смешное рассказывали…

— А ведь какая девочка была, — сказала вдруг Душа Верки-двустволки. — Чистая, хорошая девочка. В музыкальную школу ходила. С хорошим мальчиком дружила. Потом — как подменили девочку. Книжек про красивую жизнь начиталась, фильмов насмотрелась и заявила: не нужна мне ваша любовь, одной любовью сыта не будешь. Хочу жить красиво. И нашла себе «папика», и стала жить красивой жизнью. Тело свое стала продавать, душу предавать. А «папик» ее бросил скоро — нашел себе другую чистую и хорошую девочку, — любят эти грязные, мертвые «папики» портить тела и души молоденьких девочек… Потом был другой «папик»… Потом стала она работать в службе эскорта — так это она называла для красоты, а по-настоящему — девочкой по вызову. И вот стоит теперь у дороги, потому что конкуренция там очень высокая, много молодых, свежих тел поступает… — Душа Верки-двустволки помолчала немного и сказала с горечью: — Я тоже стала как служба эскорта… Что я могла — только сопровождать ее, рядом с нею быть… Вот я ее и сопровождала, и сопровождала… Но… — махнула она крылышком, — никакого толку не было в моих сопровождениях… — Душа опять замолчала, потом махнула крылышком и сказала бодрым голосом, как будто сама себя уговаривала поверить в то, что говорила: — Наверное, не пришло еще ее время что-то понять и к себе вернуться. Не наелась она еще этой грязи, этой «красивой жизни»… Но ничего — рано или поздно — вернется она к себе, вспомнит о своей душе… Наверное… — добавила Душа Верки-двустволки, добавила уже не таким бодрым голосом.

Душа замолчала, и Брошенная Душа в ужасе от услышанного думала только об одном: а вдруг и с ее девочкой такая беда случится… Вдруг станет она такой же циничной и холодной, такой мертвой. И будет тело свое у дороги продавать мертвым бездушным мужчинам с мертвыми руками. И так страшно было об этом думать, что Брошенная Душа даже головой замотала и крылышками замахала, отгоняя эти мысли.

— А вы знаете, подруги, — прервала печальные мысли Брошенной Души одна из душ, — все происходящее абсолютно закономерно. Потому что с самого раннего детства никто ребенку не рассказал, что важно, а что — неважно в жизни. Никто не научил детей — заботиться о своей душе, а не только о теле…