Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я качаю головой.
— Здесь ты не прав.
— Почему? Возьмем твоих родителей. Ты любишь свою мать?
— Конечно. Очень.
— Потому что она воплощает для тебя ресурс любви и заботы. Если она вдруг изменится, например, если она вдруг сойдет с ума и станет запойной алкоголичкой, то твоя потребность навещать ее пойдет на спад и со временем совсем пропадет. И это абсолютно нормально. Мы все эгоисты, просто не все в этом признаются.
Машина останавливается возле моего дома, и я отчетливо понимаю, что не хочу возвращаться в свою квартиру. Я получила время для себя и поняла, что с Саввой рядом мне гораздо лучше. Хочу просыпаться с ним каждое утром, хочу видеть его лицо, разговаривать, готовить для него завтрак и заниматься сексом. Может, и правда стоит отпустить, чтобы привязать. Он мой любимый ресурс, который никак не может себя исчерпать.
— Я поеду ночевать к тебе, если ты не против. Мне требуется собрать сумку. Тебя точно не испугают новые вещи в квартире?
Очаровательные, сводящие с ума ямочки и почти мальчишеский блеск в глазах.
— Иди. Я подожду.
По ступеням я поднимаюсь, не чувствуя ног. Я и правда решилась к нему переехать? Моя квартира оплачена на три месяца вперед, но разве это достаточный повод, чтобы возвращаться в нее каждый день? Я знаю о Савве жуткие вещи, но это не помешало мне всю неделю чувствовать себя счастливой. Может быть, оно такое — мое счастье? Не укладывающееся в привычные рамки, местами шокирующее, терпко-острое и до неприличия яркое?
С этими мыслями я отпираю дверной замок и от увиденного застываю. Шкаф-купе в прихожей открыт и из него исчезли все мои вещи. То же самое произошло с туфлями, которые стояли на обувной полке. Вдоль стены составлены несколько запечатанных коробок, на которых черным маркером выведены надписи: «косметика», «постельное белье», «сувениры».
Мне требуется несколько секунд, чтобы осознать, что это не ограбление. Это сорвался Савва.
— Сегодня меня не нужно забирать с работы, — твердо произношу я, следя за реакцией Саввы. — Встречаюсь с подругами.
Мне важно знать, не получит ли моя потребность к общению с другими людьми сопротивление с его стороны.
— Подруга, с которой ты работаешь?
— И еще с одной. Вряд ли ты ее знаешь. Девичник у меня дома.
Девичник — идея Ирины. Когда я обмолвилась о том, что переезжаю к Савве, она предложила это отметить вином и сплетнями на диване в моей опустевшей гостиной. Я согласилась по большой степени ради ощущения того, что в моей жизни не все зациклено на Савве. Я до сих пор чувствую дискомфорт от того, что финальное слово в моем переезде принадлежит не мне. Давать заднюю не стала — ведь фактически я сама приняла это решение — однако, осадок остался. Я все чаще замечаю, что мой диалог наедине с собой начинает сводиться к торгам. Савва выдает расклад, а я пытаюсь с ним свыкнуться, изыскивая аргументы тому, почему в конечном итоге мне это подходит.
Замечаю, но активного сопротивления не оказываю. Савва действительно имеет надо мной власть, так что его заявление о блестящем ораторском мастерстве и умении добиваться своего вряд ли может считаться голословным. Хотя дело не только в его навыках, конечно. Я его люблю, а в любви, как выясняется, испытываешь тягу доверять своему избраннику. Вот и я доверяю Савве, несмотря ни на что.
— Хорошо, — расслабленно произносит он. — Я заберу тебя, когда все закончится.
В этот момент я почти ненавижу себя за чувство облегчения, волной прокатившееся по телу. Я настроилась на необходимость отстоять свое право на личную жизнь, и откровенно рада, что до такого не дошло. Это то, что мне максимально не нравится в этой ситуации: что я, вольнолюбивая эгоистка, вдруг стала благодарна другому человеку за уважение к моей свободе.
— Кстати, у тебя и правда нет друзей?
— Есть только те, с кем мне интересно на данный момент. Я ведь говорил: мой мозг настроен на выгоду и необязательно материальную. Конечно, мне встречаются люди, с которыми интересно общаться. Любой разносторонне развитый человек достоин того, чтобы иметь с ним дело. Увы, в последнее время мне таких встречается немного.
— Так может быть, вас можно считать друзьями?
— Нет, — без сожаления отрубает Савва. — Дружба подразумевает взаимопомощь даже там, где одному из вас неудобно. Я к такому не склонен. Прежде чем оказать услугу, я непременно подумаю, что смогу получить взамен.
— А в чем твоя выгода со мной?
Савва отворачивается от дороги и фокусируется на мне. Синий шелк — такое сравнение приходит мне в голову, пока его взгляд ласкает мое лицо. Ласково, изящно, до мурашек.
— Иметь тебя рядом. Наслаждаться твоей красотой. Касаться твоей кожи. Слушать твои мысли. Вдыхать твой запах.
Я издаю смущенный смешок и невольно прячу глаза. Как в одном человеке способны уживаться две крайности: чувственность и хладнокровная жестокость?
— Ты изучил меня вдоль и поперек. Тебе все еще не скучно?
Савва качает головой.
— Совсем нет.
Диана звонит предупредить, что опоздает — ее ребенок никак не желает уснуть — и вино мы начинаем пить с Ириной вдвоем. Всего один фужер — и Ира воодушевленно начинает разглагольствовать о том, что в скором времени я стану Миррой Раевской и потребность терпеть лицо Гордиенко у меня отпадет.
— А чего? Откроешь рестик модный в центре столицы, как все статусные жены делают, а про сверхурочные в «Ландоре» забудешь как страшный сон. Ну или детишек нарожаешь. Нет, а чего? — усмехается она, глядя на мое застывшее лицо: — Бэбики у вас с Саввой шикарные получатся.
Натянуто улыбнувшись, я прошу налить мне еще шампанского. Тема продолжения рода почти всегда вызывает у меня ступор. Будучи замужем за Вельдманом, я легко отгоняла от себя мысли о беременности: тогда мне было лишь двадцать пять и я строила карьеру. Сейчас мне двадцать девять, а я по-прежнему ни разу не задумалась о детях. Кажется, что я еще слишком многого не успела сделать, чтобы привязать себя к коляске так рано. Нет, я хочу стать матерью. Я выросла с мыслью, что таков путь каждой женщины, хотя пока в этой роли вижу себя слабо. Все же что-то со мной не так.
Через час приезжает Диана. Залпом осушает бокал и требует непременно ее одернуть, если она попробует заикнуться о детях.
— Мне кажется, что я превратилась в говорящую сиську, — жалуется она, скользя взглядом по опустевшим стенам . — Ты ведь не планируешь отдавать хозяйке ключи, Мирр? Может, я изредка буду ночевать здесь. Ну какой же кайф, а? Встала утром, налила себе кофе, вышла на балкон и никакого тебе мамканья и подгоревших овсяных каш.
— Это у тебя еще в школу спиногрызы не пошли, — вздыхает Ира. — Когда классуха посреди рабочего дня начнет вопить в трубку, что твой нехороший сын обидел хорошую Юлечку, которая ради шутки решила спиздить у него мобильный — начнешь скучать по подгоревшей овсянке.