Толпа начинает редеть, скоро они выйдут на дорогу, где нужно вести себя еще более осмотрительно.

— Когда Бероника говорила о любви, — произносит Амара, не успев даже подумать, — мне хотелось рассказать ей.

— Но ты этого не сделала? — его слова звучат резко.

— Конечно нет! — ей обидно, что он способен счесть ее такой легкомысленной. — Я только сказала ей, что мне повезло с таким щедрым патроном.

— Разумеется. Прости.

Амара не знает, извинился ли Филос за свое минутное недоверие или за саму неловкую ситуацию, в которой они оказались. Они подошли к обнесенному стеной винограднику на краю рынка и повернули налево, на улицу. Для проституток игры — удобный шанс найти клиентов, и Амара уверена, что многочисленных женщин, обнимающих мужчин под сенью стены, привели сюда деньги, а не похоть. Какой-то мужчина ухмыляется ей, когда она проходит мимо, неверно истолковав ее внимание. Амара придвигается чуть ближе к Филосу, жалея, что он ни единым жестом не может заявить о своих правах на нее. Власть одного мужчины — неизменно хорошее средство, чтобы отделаться от внимания другого.

— Скоро мы вернемся в город. — Филос бросает на нее быстрый взгляд. — Может, тебе лучше идти с другой стороны от меня?

Он протягивает руку, чтобы помочь ей, и слегка касается пальцами плеча. Со стороны выглядит, будто это невинная случайность, но Амара знает, что это намеренный жест. Ее сердце начинает биться чаще. Она думает о ночи, когда они наконец смогут касаться друг друга и общаться свободно.

— Руфус присоединится к тебе позже, чем планировал, — произносит Филос. — Он приведет на ужин своего друга. Полагаю, Руфус останется на ночь.

— О, — говорит Амара, ей не удается скрыть разочарование. — Он не упоминал, кто этот друг?

— Это сюрприз. Он не хотел сообщать даже мне, хоть и сказал, что ты будешь рада. Я знаю, что это точно не Квинт и Друзилла — на сегодня она забрала к себе Фебу с Лаисой.

Они выходят на улицу, и теперь Амара должна идти впереди него.

— Это только одна ночь, — шепчет Филос так тихо, что она едва его слышит.

Амара украдкой бросает на него взгляд, но он не отвечает ей тем же.

Амара сидит за туалетным столиком, а Марта, особенно не церемонясь, укладывает ей волосы. Амара размышляет о том, как бы отреагировала ее служанка, узнай она, что ее воспитанная в борделе госпожа изменяет хозяину. Филос заверил ее, что ни Марта, ни Ювентус ничего не подозревают, и Амара обязана ему верить. Ее любовник перемещается между мирами рабства и свободы, каждый раз меняя маски. Его разговоры на диалекте с привратником так же непонятны Амаре, как и суть той работы, которую он выполняет для Руфуса в семейных делах.

От особенно резкого укола расчески Амара морщится:

— Осторожнее, пожалуйста.

— Простите, госпожа, — говорит Марта, в ее голосе нет ни капельки раскаяния, но причесывать она начинает аккуратнее.

Амара вздыхает и закрывает глаза. Какими бы грубыми ни были руки Марты, они ей предпочтительнее, чем объятия Руфуса. От неприязни к горлу подступает тошнота. Невозможно открываться Филосу, пытаться и разрешать себе чувствовать рядом с ним, чтобы потом оказываться с Руфусом и вновь обращать собственное тело в камень. Может быть, было бы иначе, если бы ее патрон просто брал то, чего хочет, и не требовал любви к себе. Сейчас ее спальня настолько прочно ассоциируется с Филосом, что одно присутствие Руфуса здесь кажется Амаре чем-то отвратительным. Однако именно Руфус владеет этим домом, владеет ею, владеет ее любовником и наделяет ее всеми имеющимися привилегиями. Даже ее отношения с Филосом зависят от того, насколько долго продлится его чувство.

Марта заканчивает прическу, и Амара отпускает ее, чтобы самой завершить приготовления к ужину. Она надевает другие серьги и, довольная своим обликом, садится на диван и тянется за арфой, чтобы успеть еще хоть немного попрактиковаться на случай, если Руфус захочет услышать ее игру.

— Руфус будет? — Это Британника, она стоит в дверях.

— Да, — отвечает Амара, которой приятно видеть привычную угрюмую Британнику, а не дикарку, опьяненную сценой насилия. — Я рада, что вы с Викторией вернулись обратно, не убив друг друга по дороге.

— Она еще там.

Амара сдвигает брови, не совсем понимая косные изречения британки:

— В каком смысле «еще там»?

— Она осталась трахнуть Крескента. Не мне говорить ей «нет».

— Она что? — голос Амары повышается до визга.

— Осталась трахнуть Крескента, — медленно повторяет Британника, как будто все дело в ее акценте, хоть Амара и видит по злорадному блеску в ее глазах, что Британника прекрасно знает, что ее и в первый раз поняли.

— Она не могла! — Амара вскакивает на ноги, она так поражена, что снова не может удержаться от крика. На ее голос подходит Филос. — Чем ты думала, когда позволила ей выкинуть такое?

— Она шлюха. Она этим занимается.

— Ее могут убить! — Амара орет на Британнику. — Я сказала тебе привести ее назад!

— Амара. — Филос приближается к ней. — Скоро придет Руфус. Успокойся.

— Виктория осталась на арене, чтобы трахнуть гладиатора, — говорит Амара, повернувшись к нему. — И теперь ей придется возвращаться в город одной, по темноте. Это если она выйдет из бараков живой!

— Виктория умеет о себе позаботиться. Подумай о том, какую жизнь она вела раньше. Пожалуйста, успокойся. Тебе нельзя быть в таком состоянии, когда придет Руфус.

К счастью для Филоса и Амары, никто, кроме Британники, не присутствует при этой беседе, потому что в порыве чувств Амара берет его за руку, а Филос, не задумываясь, накрывает ее ладонь своей.

— Ты прав, — говорит она.

— Она шлюха, — повторяет Британника. — Чего ты ожидаешь?

— Хватит, — произносит Филос, пока Амара снова не начала кричать. — Британника, хватит, пожалуйста.

Британка пожимает плечами.

— Я только говорю правду, — отвечает она, разворачивается и стремительно удаляется.

Когда они остаются одни, Амара осознаёт происходящее и резко, словно обжегшись, отнимает руку у Филоса.

— Она?..

Он как будто взволнован не меньше.

— Нет. — Он сжимает руки, словно это поможет стереть случайное прикосновение. — Она не заметила. Только веди себя уравновешенно, когда Руфус будет здесь.

Филос выходит из комнаты, а Амара оседает на диван.

Когда из атриума до нее доносится голос Руфуса, Виктории по-прежнему нет. Амара встает с дивана и медленно, с доброжелательной улыбкой на лице идет к нему, готовая встретить любого, кого патрон хочет познакомить с ней. Руфус стоит у пруда, загораживая собой гостя, но Амара замечает его слугу, который находится рядом с Филосом и смотрит на нее. Это Секунд, слуга Плиния.