лежи и гадай, а так вокруг стояла удивительная тишина. Несмотря на слабость, сильное обезвоживание и голод, я стал левой рукой осторожно скатывать кирпичи, обломки поменьше, на крупные сил не было, и убирать в сторону. Так мне удалось освободить правое плечо, похоже оно сломано, ключица точно, рваная рана на виске, заливала часть лица и правое ухо. Потом и правую руку освободил. Эта в двух местах сломана, опухла чуть. Тут я замер, услышал голоса, и чем дальше, тем ближе и отчётливее. И говорили на немецком. Чёрт, война всё же. Да я как-то от неё уже устал.

Я старался дышать через раз, чтобы не обнаружили. Немцы некоторое время были у дома, в котором я находился, потом зашли, в мой, и похоже я лежал на втором этаже, те на первом были. Раздался выстрел и смех. Как понял, это были мародёры, пока командир не видит, ночью посетили русский город, расстрелянный их артиллеристами. А застрелили найденную в развалинах женщину. Раненую добили. Родственница малого? Возможно. Я притворился мёртвым, когда услышал рядом шорох. Кто-то поднялся наверх, освещая всё факелом, и меня видимо не заметил, шуршали с другой стороны завала, после этого дрожащий свет стал пропадать и шорох шагов удалятся на первый этаж. Чуть позже немцы ушли, гогоча. Не особо-то и скрываются и явно чувствуют себя тут уверенно, как хозяева. Я же продолжил активно откапываться, чую времени у меня мало, нужна вода и срочно проводить активацию Дара. Уже светать начало, совсем плохо было, я смог мелкие обломки снять и откатить, но остальные слишком крупные, не по силам мне. Уже рассвело, как загрохотало, здание затряслось, пыль поднялась. Город под артобстрелом, это ясно. Как я расслышал шорох, сам не понял, но закричал:

- Помогите. Люди? Есть кто живой?!

Вскоре поился парнишка лет двенадцати, вздрагивая от разрывов рядом, тот рассмотрел меня, открыв от удивления рот, и обернувшись, крикнул кому-то:

- Мам, тут сын Евгения Евгеньевича!

Вскоре появилась дородная женщина лет тридцати пяти, и они в четыре руки сняв обломки покрупнее, смогли приподнять и вытащить из-под части стены. Приподнимали упором в виде крепкой доски. Это я подсказал, когда те пыхтели и не смогли поднять. А так вышло. Меня быстро перевязали, используя постельное бельё, рядом раздавленная кровать была, я похоже в детской комнате Терентия находился. Отряхнули от пыли простыню, порвали, и перевязали. Пока без лубков обошлось, хотя переломов хватало. Да и не специалисты те, хорошо перевязать смогли, да водой напоили. Я тоже не лежал молча, собирал информацию по новому телу. К счастью, спасители не молчали, особенно женщина, и отвечали в охотку. Тем более травма головы есть, и когда сказал, что ничего не помню и их не узнаю, и стали просвещать, продолжая откапывать. Для начала, сейчас начало августа тысяча девятьсот четырнадцатого года, уже шок, а где советское время? Русский город Калиш в Царстве Польском, несколько дней как идёт война с Германией. Немцы взяли город, расстреляли немало жителей, потом покинули его и стали обстреливать, требуя взятку, чтобы прекратить обстрел. Точно эти двое не знали, но слухи ходили именно такие. Уже начался массовый исход жителей из города. Второй день обстрелы и исход идут. Теперь по парнишке. Терентий Евгеньевич Глазов, законнорождённый сын мелкого дворянина, земель на кормлении нет, поэтому жил службой, в Калиш тот был главным полицейским чином. Его расстреляли, как и часть заложников, немцы. Матери у паренька не было, умерла, когда тот ещё младенцем был, и отец один его воспитывал. Была и няня, с младенчества им занималась. Это её немцы добили на первом этаже. Раненую и травмированную от обстрела. Женщина, что меня откапывала, приходящая повариха, ещё горничная была, но тоже приходящая и где сейчас та, повариха не знала. А так семь лет, и Терентий. Хоть тут сбоя нет, уже это радует.

Меня вынесли, завернув в одеяло, и окровавленного понесли на руках к выходу из города, влившись в толпу таких уходящих. Я там где-то и потерял сознание, от неловкого движения. Сам был в пижаме, несла повариха, а сын её вещмешок с припасами. А они и в дом Глазовых именно за ними залезли, знали, что-где лежит. Тот ещё кастрюлю и сковороду нёс. Немцы, что окружили город, пропускали горожан.

А очнулся видимо вскоре, солнце в зените было, меня разбудили. Лежал я под одиночным деревом, ясень, в тени, рядом костерок горел, два десятка гражданских, обед готов, так что с ложечки покормили. Я же не отрывал взгляда от манящих вод речки, что текла совсем рядом, метров десять и небольшой обрыв с берегом. Покормили меня с ложечки досыта. Люди усталые были, обсуждали войну, немцев, и что делать. Звали спасительницу, Марья Васильевна. Она местная, из Калиша. Подумав, я спросил, когда та закончила кормить:

- Марья Васильевна, хочу узнать, куда вы идёте? Есть к кому?

- Нет, сирота я, родственники у мужа есть, но не примут меня, не люба я им. Мужа потеряла, погиб он. Убили германцы, а дом сгорел. Думаю, к кому из господ в прислугу. Так выкормлю сына. Надо ещё врачам вас, Терентий Евгеньевич, передать. Сообщить, что вы из благородий.

- То есть, получается, идти не к кому и работы пока нет? Тогда я вас нанимаю. Ещё и отблагодарю за спасение, дом вам куплю. Свой угол, это свой угол. Как, пойдёте на меня работать? Платить будет чем, не сейчас так чуть позже.

Я понимал, что говорю не как ребёнок, но нужно сразу поставить себя как работодателя. Да ещё серьёзного, на которого можно положится. Как ни странно, убедить смог, поэтому велел остаться тут, место хорошее, город, окраины были видны вдали, частично закрытые дымами пожаров. Хочу ночью провести инициацию Дара, и слетать в город, поискать Взором документы парнишки, надеюсь найти в развалинах. Иметь их всё же стоит. Другие горожане стали собираться, и вскоре двинули в путь. Всё что сготовила Марья Васильевна, те съели и вот можно продолжать движение, те к слову тоже двоих раненых и травмированных несли, одним из них была девочка лет десяти. А вот ждать до вечера не пришлось, я просто попросил теперь уже свою повариху, отнести к реке и искупать. Причём, погружая в воду и удерживая. Мол, как в купели в церкви, осветить. Та набожной была, и такая дичь прошла, отнесла и искупала. Причём прямо в пижаме, повязки-то поверх были наложены. Вторая попытка и есть, открыл Дар. Порадовало. Так что пока