Я всегда любила снег.

Он холодный, но нежный, и у людей такие вещи не ассоциируются.

Холодные вещи никогда не считаются нежными. Его всегда считают жестоким и горьким, в отличие от солнца, которое всегда описывается как веселое и сияющее.

Холодные вещи впиваются в вашу кожу, жалят своей низкой температурой и оставляют ощущение пустоты.

Но мне это всегда нравилось.

Мне нравится, как холод замораживает все, сохраняя об этом неизгладимое воспоминание.

Когда я была молода, я просыпалась раньше всех. Прямо перед тем, как солнце поднялось из-за туч, я на цыпочках подкрадывалась в комнату Розмари, мягко будив ее простой просьбой: «Давай выйдем на улицу и поиграем в снегу».

Втайне я сидела у своих окон, отчаянно ожидая, когда первая снежинка слетит вниз и растает на земле, и я смогу выбежать из своего дома и упасть на снег. Ощущение жжения на щеках, когда ветер обдувал их, боль в пальцах, когда холод пропитывал мои перчатки. Это было то, чего я с нетерпением ждала каждый год, или, может быть, это было из-за Роуз.

Она всегда делала такие вещи лучше, превращая маленькие моменты в большие воспоминания.

Снег уже не тот.

Я смотрю, как он падает с неба на мое нагретое лобовое стекло и почти сразу растворяется. Сияние неоновых огней пробивается сквозь белые хлопья, падающие на мое заднее окно. В зеркале заднего вида я вижу «Тилли» во всей красе зимней страны чудес.

Сейчас февраль, и я гарантирую, что внутри у них все еще горят гирлянды, а из динамиков все еще играет Jingle Bells. Владелец считает, что Рождество длится с первого ноября, пока клиенты не начнут жаловаться на всякую ерунду.

— Ты слышала, о чем я тебя спросил, Пип?

Я киваю, все еще глядя на закусочную в зеркало, чувствуя себя достаточно плохо, находясь в одной машине с этим мужчиной. Взгляд на него может быть пальцем в моем горле, который вызывает у меня рвотный рефлекс. Запах его лосьона после бритья прилипает к моей машине; мне придется часами выветривать это.

— Да. Я просто не сочла нужным тебе ответить. Я уже говорила тебе, я здесь только месяц. Я ничего не видела и не слышала. Ни ебаного писка, — как будто я сказала бы тебе, если бы знала, чертов идиот.

Я хочу, чтобы он перестал называть меня Пип. Я возненавидела это гребаное прозвище, когда он впервые произнес его вслух, отвратительно дав его мне, потому что я была маленькой. Я не видела его с тех пор, как мне исполнилось тринадцать, а теперь я встречалась с ним дважды менее чем за два месяца.

— Ты меня не обманываешь? Никто не говорил о том, что видел их рядом с Грегом Уэстом перед его смертью? Или Крис Кроуфорд, которого все еще нет? Это очень маленький городок, наполненный сплетнями, Сэйдж. Я знаю, я тоже вырос здесь, и мне просто трудно поверить…

— Ничего не было, Каин. Я не собираюсь повторять. Либо верь мне, либо нет. Для меня это не имеет значения, — перебиваю я, желая, чтобы этот разговор закончился.

Он прислал мне сообщение с просьбой встретиться здесь, чтобы проверить мои успехи.

После того, как Сайлас отослал меня, как собаку с поджатым хвостом между ног, а Рук фактически сказал мне, чтобы я пошла на хуй, дальше у меня ничего не вышло.

Интересно, заметили ли его друзья, как враждебно он относился ко мне. Какими резкими были его слова, как будто они укоренились в чем-то более глубоком. Это была первая вспышка эмоций, которую он показал мне с тех пор, как я вернулась. Эти глаза горели и трещали. Я пробудила все чувства, которые он оставил ко мне, даже если они были плохими.

Это было похоже на зажигание спички. Маленькое пламя, но лучше, чем ничего.

Я ненавижу себя за то, что цепляюсь за его обиду. Это заставляет меня чувствовать себя слабой и жалкой, но я не могу отрицать — по крайней мере, себе, — что я бы ни за что не приняла его гнев и его ненависть. Потому что даже это, всего лишь это означает, что я существую внутри него, пусть даже немного.

После той ночи больше не было возможности поговорить ни с кем из них, на самом деле.

Сайлас всегда с одним из мальчиков, и я знаю, что остальные трое не будут уделять мне времени дня. Что также означает, что быть рядом с Лирой и Браяр бессмысленно.

Но я не прекратила эти отношения.

Я начала получать удовольствие от их компании. Даже если Лира немного… странная. У нее есть коллекция насекомых, от бабочек до жуков. Они закреплены внутри стеклянных витрин, которые она вывешивает на стене, или внутри прозрачных куполов на ее полках. На столах разбросаны изображения кузнечиков и богомолов. Это ее хобби, и я его уважаю. Но не буду врать, это все меня немного пугает. Тем не менее, я также лучше вижу людей после пребывания в этой палате. У каждого есть что-то, что помогает справиться с нанесенным ему ущербом.

К тому же, мне нравится, что она странная. Она понимает, какая она другая. Они обе, и иногда я не могу не ревновать. Когда они сидят и говорят о том, что им нравится, чего они хотят в жизни, всегда поворачиваются, чтобы задать мне одни и те же вопросы, а я просто сижу с пустыми мыслями.

Что мне нравится? Чего я хочу? Помню ли я, каково это — наслаждаться вещами? Быть страстной?

— На этот раз я приму этот ответ, Сэйдж. Но в следующий раз лучше приготовь что-нибудь для меня, слышишь? Ты здесь не контролируешь ситуацию. Я.

Я чувствую, как он двигается, чувствую, как его рука приближается к моему лицу. Его пальцы тянутся к выбившейся пряди моих волос.

— Мне было неприятно видеть, как ты стрижешься. Она всегда была такой красивой, когда была длинной.

Я отталкиваюсь от него.

— Убирайся из моей машины, пока я тебя не убила, — я до сих пор отказываюсь смотреть на него. — И перестань называть меня Пип, или я оторву тебе яйца.

Он жестоко смеется.

— Ты нежный цветок, Сэйдж. Фарфоровая кукла. Вы все лаете и не кусаетесь. Что бы ты ни говорил, ты и мухи не обидишь.

На этом разговор заканчивается. Он вылезает из моей машины, закрывает дверь и идет через парковку к своей тонированной машине.

Только