— Кто не приехал? — в голосе Николая Семеновичавпервые за все время прозвучала тревога. — Мы кого-то ждем?

— Ну а как же, мы ждем людей из милиции, которым во чтобы то ни стало нужно раскрыть два убийства. Они, можно сказать, ночей не спят,все ищут, на кого бы их повесить. Вот и нашли, слава богу.

— Как вы смеете… — начал Николай Семенович, ноосекся под строгим взглядом подошедшего первым Дмитрия Федулова.

— Ладно, господа, — Настя встала и скользнула заспину Федулова, — я пойду, пожалуй, дальше мне неинтересно.

Ей действительно было неинтересно. Если убийства Корягиной иПавловой были инициированы теми, кто хотел приобрести усадьбу, то АркадийВольдемарович, он же Николай Семенович, не может об этом не знать. А кользнает, то обязательно рано или поздно расколется и расскажет все оперативникам,никуда он не денется, слишком интеллигентен для того, чтобы противостоятькрепким провинциальным сыщикам, в меру грубоватым и в меру бесцеремонным. А ужесли эти убийства с покупкой усадьбы никак не связаны, тогда ей тем болеенеинтересно. Потому что надо начинать все заново.

На свой день рождения Илья Вторушин пригласил Настю, котораяидти не очень хотела, но не сочла возможным отказаться. Кроме Насти и Федулова,в кабинете собрались еще два оперативника, которые с удовольствием выпивали иели принесенные Ильей закуски. Сам Вторушин довольно быстро опьянел, во всякомслучае, после третьей, правда, довольно большой рюмки капитан показался Настеизрядно нетрезвым. Полное лицо его раскраснелось и покрылось мелкими каплямипота, в вороте расстегнутой сорочки проглядывали курчавые светлые волосы, такиеже густые светлые волосы покрывали и предплечья Вторушина, открытые завернутымирукавами, блестящие от жирной еды губы казались бесформенными и то и делорасплывались в пьяной улыбке.

Сперва разговор, как и полагается, вертелся вокруг служебныхвопросов, в частности вокруг Полосухина и Николая Семеновича, сопротивлениекоторых умелому натиску оперативников оказалось недолгим и которые в концеконцов рассказали, кто и за какие деньги их нанял для того, чтобы пугать народв клубе «Золотой век». Как и ожидалось, это оказались люди, приближенные кгородской администрации, которые всеми силами пытались выдавить Бегорского изусадьбы. Но к убийствам Полосухин и Николай Семенович все-таки не имелиникакого отношения, просто их наниматели решили с выгодой для себя использоватьуже совершенные кем-то преступления. Легенду придумал все тот же НиколайСеменович, который действительно жил в Санкт-Петербурге и бывал в Томилине лишьнаездами, стараясь по мере возможности не выходить из гостиницы, дабы случайноне встретиться с обманутой им журналисткой.

— Вы все-таки полезли с ними разговаривать, — супреком говорил Илья Насте, — хотя я просил вас обойтись безсамодеятельности. Чего вам тихо не сиделось? Чего вы добивались этимвыступлением?

— Много ты понимаешь, — пытался заступиться за нееДмитрий Федулов, — Анастасия Павловна лучше знает, нашел кого учить. Онаеще тебя поучить может.

— Илья, я объясню, — спокойно ответилаНастя. — Есть люди твердые и упертые, то есть негибкие, и если огорошитьих чем-то внезапным, неожиданным, то они, скорее всего, начнут колоться, потомучто не смогут быстро перестроиться и выработать линию защиты. Если бы мы имелидело именно с такими людьми, то мой разговор с ними был бы совершеннонеуместен, тут вы правы. Но в нашем случае люди были с развитым интеллектом,гибкие, сообразительные. Ведь если бы Лерка Енот был тупым, он не смог быстолько лет безнаказанно воровать и не попадаться. А уж про Николая Семеновичая вообще молчу, там и интеллект, и образованность. С такими людьми никогда незнаешь, чего ждать, они способны на неожиданные ходы, причем как раз в ситуациивнезапной атаки, как крысы, загнанные в угол. А вот если дать им возможностьподумать и подготовиться, то они и сами придут к тем выводам, которые мы хотимим навязать: лучше сразу признаться в меньшем, чем рисковать быть обвиненным вбольшем. Понимаете?

Но служебные вопросы вскоре оказались исчерпанными, вернее,присутствие Насти не давало оперативникам возможности обсуждать их в томобъеме, в каком хотелось бы, и перешли к разговорам на вполне нейтральные темы,в частности, обсудили перспективы наших спортсменов на грядущей Олимпиаде вВанкувере, а также варианты проведения летнего отпуска. Именинник своодушевлением рассказывал о том, как ездил вместе со своей бабушкой в Египет,причем рассказывал, судя по всему, специально для Насти, потому что всеостальные едва скрывали откровенную скуку: вероятно, историю эту они слышалидалеко не впервые.

— …мечта была посмотреть на пирамиды и покататься наверблюде. К пирамидам я ее свозил, брал машину напрокат, а когда дело дошло доверблюдов — вот тогда самое страшное и началось. Бабуля у меня немолодая, неочень здоровая, полная, но энтузиазма и молодого задора в ней на десятерыххватит. На верблюда-то она с горем пополам влезла, а вот одета она оказаласьнеправильно и стерла себе все бедра и даже ягодицы. Я ей потом помогал мазатьпотертости кремом и пластырем заклеивал, она, бедненькая, еле ходила. И выдумаете, ее это расстроило? Да ни капельки! При каждом шаге боль ужасная, а онавсе ходила достопримечательности смотреть. Вот какая у меня бабуля! Она такрадовалась этой поездке! И вообще она у меня лучше всех! А какая кокетка! И этов ее годы! Мы ей там купили серьги, огромные такие, яркие, висячие, и еще онавысмотрела в лавочке зеркальце в национальном стиле, так бабуля эти серьгисразу же надела и все время в зеркальце на себя смотрела, до того ей нравилисьи серьги, и зеркальце, и она сама в этих серьгах. Но правда-правда, серьги ейочень шли, она такая красавица была!

Настя даже не могла понять, почему ей так неприятно все этослышать. Восхищение бабушкой казалось ей наигранным, слишком демонстративным,слишком слащавым и вообще каким-то противным и нездоровым. «Ты сошла сума, — одергивала она себя, грызя палочки соленого копченого сыра, —почему любовь к родной бабушке и восхищение ею вызывают у тебя такую неприязнь?Может быть, дело в том, что у тебя самой никогда не было бабушек и ты просто незнаешь, как можно их любить? Тебе самой не дано испытывать такую любовь кстаршим родственникам, и тебе кажется, что это не может быть искренним. Возьмисебя в руки, Каменская, в тебе говорит обыкновенная зависть. Да-да, признайсясебе: ты банально завидуешь Илье Вторушину, потому что у него есть то, чего нету тебя, у него есть замечательная бабушка и любовь к ней». Но уговоры непомогали, чем дальше — тем больше капитан делался ей противен.

Воспользовавшись первым же благовидным предлогом, Настяпокинула праздник, села в машину и отправилась назад в усадьбу. По дороге еестали одолевать совсем уж неприличные мысли о том, что если второе убийствобыло имитацией первого, то кто, как не Вторушин, мог так точно знать и воспроизвестивсе детали. Федулов, конечно, тоже мог, как и любой из милиционеров,присутствовавших при осмотре трупа, но именно Вторушин так похож на психа,зацикленного на пожилых женщинах. Настя мысленно представила себе, как он мажеткремом и заклеивает пластырем потертости на ягодицах и внутренней стороне бедерлюбимой бабушки, и ее чуть не стошнило. А этот его рассказ про серьги изеркальце? Хотя зачем ему так подставляться? Если Илья Вторушин и есть тотсамый маньяк, совершивший оба убийства или хотя бы одно из них, то он долженделать все, чтобы на него не пало ни тени подозрения. И уж конечно, он не будетрассказывать про бабушкины ягодицы, про серьги и про зеркальце. Но, с другойстороны, ведь он выпил. И, значит, потерял контроль над собой.