– Вдыхайте дыхание божье, – продолжал колдовать отец Василий. – Пусть оно наполняет все ваше тело… Всякий раз при выдохе выдыхайте из себя все то, что удерживает вас от познания подлинного «я». Выдыхайте всякое чувство неполноценности, всякую жалость к себе, привязанность к своему страданию – физическому или психологическому. Выдыхайте гнев, сомнение, жадность и замешательство… Вдыхайте дыхание божье, а выдыхайте все помехи, которые удерживают вас от познания бога. Пусть дыхание это будет преображенным…

Неожиданно медитирующие принялись кланяться, опуская головы почти до самого пола. Но Панфилов по-своему объяснил эти судорожные движения.

«Наркотический дурман стал постепенно рассасываться, опускаться все ниже и ниже к полу, – полагал Константин. – Желая не уменьшать, а, наоборот, увеличивать дозу, подопечные Василия подсознательно стали наклоняться вслед за оседающим дымом, жадными вдохами подбирая остатки наркотика…»

Как ни странно, но, в отличие от своих подопечных, отец Василий внешне ничуть не изменился. Цвет и черты его лица оставались такими же, как и в самом начале. Говорил он осмысленно и четко.

«Вероятно, отец Василий принял какое-то противоядие, – предположил Панфилов. – Иначе его стойкость объяснить невозможно».

Вдруг Константин почувствовал, как его мысли начинают материализоваться, превращаясь в некое подобие брусков или даже бревен, которые, набирая тяжесть, наталкиваются друг на друга. Удар, еще удар. И вот теперь он уже ясно ощутил, как эти удары отдаются в висках, причиняя при этом нестерпимую боль.

– Подумайте обо всех людях, которых вы скорее чувствовали, чем любили, – Панфилову показалось, что этот голос уже звучит в нем самом. – Взгляните им в душу и окружите их светом, любовью и миром. Оставьте гнев и осуждение. А затем пошлите свет любви и мира тем, кто болен, кто одинок, кто боится, кто потерял свой путь. Поделитесь своими благами, помогите им стать на путь истинный. Ведь только отдавая, вы можете продолжать получать милость божью…

«Не сдаваться!» – приказал себе Константин и попытался представить себе Игната. Он надеялся, что мысли о брате заставят его воспаленный разум переключиться в несколько иную плоскость.

После непродолжительной борьбы с самим собой Панфилов наконец-то сумел взять себя в руки и почувствовал, как слова отца Василия начали едва уловимо отдаляться.

– Вступив на этот духовный путь, вы должны в полной мере принять на себя ответственность за все, что творится в этом мире, – голос пастыря звучал твердо и уверенно.

Ощутив, что к нему вновь вернулась способность мыслить, Панфилов вдруг понял, что происходящее в храме уже не медитация, а скорее внушение, даже своего рода целенаправленное зомбирование.

«Но почему вокруг так темно?» – изумился Константин и тут же догадался – его глаза закрыты.

Он попытался приподнять веки, но не смог – они словно налились свинцом. От предпринятых усилий в голове вновь все перемешалось, и только слова отца Василия звучали четко и ясно:

– Этот мир принадлежит гармонии божьей. Однако сейчас миром правят лицемерие и порок. Но рано или поздно над землей воссияет божественный свет справедливости. Я уверен в этом. Я знаю это точно, потому что вижу вас здесь. Вы – вестники нового мира. Ведь это не я, это бог привел вас сюда, потому что он захотел, чтобы вы стали инструментом проявления его воли. Я здесь тоже по велению бога. Великое таинство свершилось. И теперь всем нам предстоит пройти нелегкий, но славный путь. Бог дает вам право вернуть этот мир на круги своя, но потом он спросит: «Все ли вы сделали, что могли?» И если вы сможете ответить: «Да», вы и спасенный вами мир воочию почувствуете на себе божью благодать. Бог, ваш духовный наставник и ваша собственная душа – эта нить неразрывна, и вы должны принять этот закон, как заповедь свыше…

Панфилов был немало удивлен, когда вдруг почувствовал, что снова может двигаться. Он открыл глаза и осмотрелся. Все вокруг было таким же, как и в начале медитации. Только не было желтоватого дыма. Но особенно Константина изумило окаменевшее лицо Марии. Глаза ее были словно стеклянные, а взгляд устремлен в никуда.

Из уст отца Василия наконец-то слетело заключительное «Аминь».

– Аминь, – хором ответила ему паства.

Василий слегка наклонил голову, как бы прощаясь со своими подопечными, а потом исчез за царскими вратами алтаря.

Утренняя молитва окончилась[2].

Присутствовавшие на ней один за другим начали подниматься и потянулись к выходу. Но Панфилов не спешил вставать. По-прежнему сидя на полу, он решил подождать Марию, которая, судя по ее лицу, с большим трудом выходила из транса. Впрочем, эта пауза была очень кстати. Благодаря ей Константин получил уникальную возможность увидеть лица практически всех подопечных отца Василия. Но одно из лиц показалось Панфилову очень знакомым. Оно принадлежало стройной, удивительно красивой девушке с короткими светлыми волосами. Лишь когда светловолосая прошла совсем рядом, Константин вспомнил:

«Светлана!»

Видимо, он не только подумал о ней, но и произнес ее имя вслух. Сделав несколько шагов, девушка оглянулась и удивленно посмотрела на Панфилова.

«Черт возьми! – мысленно выругался он. – С этими наркотиками совсем голову потерял!»

В глазах девушки промелькнул страх, но она быстро справилась с этой минутной слабостью. Недоуменно пожав плечами, Светлана повернулась и, переступив порог, вышла из храма.

– Ее имя Фекла, – послышался слабый голос Марии.

Панфилов удивленно оглянулся.

– В этой жизни ее имя Фекла, – растягивая слова, повторила девушка.

– Хорошо, – успокаивающе проговорил Константин. – Но не лучше ли нам выйти во двор?

– Да… наверно… – бесцветным голосом ответила Мария и попыталась встать.

Панфилов помог ей, поддержав за руку. Оглядевшись по сторонам, он понял, что они наконец-то остались одни.

«Вполне подходящий момент для того, чтобы получить немного полезной информации, – подумалось Константину. – Почему бы не воспользоваться этим и не заглянуть в алтарь? Вряд ли когда-нибудь мне представится еще такая возможность…»

– Я хотел бы еще немного побыть здесь, чтобы как следует прочувствовать царящую в этом храме атмосферу, – осторожно сообщил он.

– Что? – Мария непонимающе уставилась на Панфилова.

«Видимо, в таком состоянии она способна что-либо воспринимать только на уровне команд», – догадался Константин и негромко, но жестко проговорил:

– Иди. Подожди меня во дворе.

– Хорошо, – покорно кивнула Мария и вышла из храма.

Оставшись один, Панфилов не спеша прошел вдоль ряда висевших на стене икон, а потом на цыпочках приблизился к вратам алтаря, где скрылся отец Василий. Услышав скрип пружин, Константин так же осторожно переместился внутрь.