– Вы, кажется, произнесли слово «скит»?

– Разве? – не оборачиваясь, недоуменно протянул блондин. – По-моему, я сказал хутор…

– Нет-нет, вы сказали именно скит, – возразил Панфилов. – Я не мог ошибиться.

– Мне нечем тебя утешить… – холодно отозвался блондин. – Я знаю эту местность как свои пять пальцев, и, кроме одного-единственного хутора, в радиусе двадцати километров здесь никаких поселений нет. А люди набожные эти места за версту обходят. И знаешь почему?

– Нет, – глухо отозвался Панфилов.

– Старушки говорят – гиблое место. Черти, значит, водятся.

– Уж не к ним ли я попал? – попытался пошутить Константин.

Блондин сдавленно хихикнул.

– Тебе повезло. Ты попал к ангелам, – внезапно он остановился и, оглядевшись по сторонам, объявил: – А вот и райский уголок.

Они прошли еще метров двадцать, и вдруг прямо перед Панфиловым, как из-под земли, выросли три бревенчатых дома – один большой и два поменьше. Здесь он уже был, но для приличия посчитал необходимым изъявить бурный восторг:

– И кто бы мог подумать, что в этой глуши может быть такое!

– Но жить ты будешь там, – вернул его к реальности блондин и указал пальцем на избу, стоящую немного поодаль, метрах в трехстах от основных построек. – Там у нас гостиница.

Указав на домик, он скомандовал своим парням:

– Проводите-ка этого рыбака-грибника, выделите комнатку, затопите печь. Ну а если решит бежать, стреляйте.

Сказав это, блондин повернулся и, не обращая внимания на лужи, поспешил к храму.

«Видимо, отправился переговорить с отцом Василием, – догадался Панфилов. – Ну что ж, это очень даже кстати».

– Эй, пошли за мной, – буркнул один из парней и легонько толкнул Константина в плечо. – Мне тоже не в кайф мокнуть.

– Да-да, – кивнул тот и первым двинулся к затерявшемуся среди елей домику.

Конвоиры, которых Панфилов мысленно прозвал «сторожевыми псами», молча последовали за ним. Так и не проронив ни единого слова, они довели его до избы. Пропустив Панфилова вперед, двое направились за ним. Еще двое остались у порога.

– Здесь у вас, как в морге, – не удержался Константин, оказавшись в темном коридоре.

– Прямо, – подсказал один из парней и зажег свечку. – Крайняя дверь слева.

– И побыстрее, – поторопил второй.

«Однако здесь не очень-то любезно обходятся с гостями…» – с неудовольствием подумал Константин, толкнул ногой дверь и, переступив порог, сделал еще несколько шагов.

Шедший следом долговязый парень молча шагнул вперед и зажег стоявшие в подсвечнике на столе свечки. Комната наполнилась тускловатым светом.

Сбросив плащ, Панфилов устало опустился на стоявшую у стены кровать и с интересом осмотрел комнату. Из мебели, кроме кровати и стола, в комнате оказалось еще два табурета. Окно было занавешено белой простыней, а в левом углу, в метре от окна под самым потолком висела икона.

«Похоже, в этой каморке мне и предстоит провести ближайшую ночь…» – без особой радости заключил Константин.

Он рассчитывал, что неразговорчивые парни через минуту-другую оставят его в покое, но ошибся.

Долговязый опустился на табурет и, взяв лежавшую на столе Библию, погрузился в чтение. Второй подошел к окну и стеклянным взглядом уставился куда-то вдаль. Его тонкие пальцы нервно теребили край куртки. Казалось, парень был на взводе и вот-вот сорвется.

– Вы давно здесь? – попытался завести разговор Константин, но его вопрос так и остался без ответа.

В комнате воцарилось гнетущее молчание.

– Я растоплю печь, – вдруг обратился к долговязому его друг.

– Хорошо, – не отрываясь от Библии, кивнул тот. – Только возвращайся побыстрее.

– Может, чайку? – подбросил идею Константин.

Но парень вышел за дверь, даже не взглянув на Панфилова.

– Странные вы ребята, – озадаченно протянул Константин. – Вроде бы и не из Чечни…

С чувством юмора у оставшегося в комнате долговязого, по всей видимости, были нелады, и Панфилов, решив больше не испытывать судьбу, стал молча дожидаться чаю.

Но, к его немалому разочарованию, чай так и не подали.

Возвратившийся друг долговязого занял прежнее место у окна и принялся задумчиво созерцать природу. Теперь его взгляд стал более осмысленным и удовлетворенным. В глазах появился блеск, а равномерное подрагивание пальцев прекратилось.

Прошло еще минут двадцать. Несмотря на предпринятые им попытки, завести разговор или хотя бы получить ответ на пару-тройку вопросов Панфилову не удалось. Парни вели себя так, словно гость говорил на совершенно непонятном им языке.

В конце концов эта игра в молчанку надоела Панфилову до чертиков, и он, мысленно послав парней куда подальше, сбросил на пустующий табурет верхнюю одежду. Без спросу взял с кровати стеганое одеяло, набросил его на плечи и принялся ждать возвращения блондина. Он обязан был вернуться. В глубине души Константин надеялся увидеть в этот вечер и отца Василия. Надеялся не зря.

Не прошло и десяти минут, как порог комнаты переступил невысокий светловолосый мужчина в черном монашеском одеянии. Его большие светлые глаза смотрели на Панфилова с неприкрытым любопытством. Уголки чувственных губ чуть подрагивали в приветливой усмешке, и если бы не едва заметная складочка на переносице, можно было смело предположить, что отец Василий спокоен и безмятежен.

Константина несказанно удивил тот факт, что отец Василий оказался довольно-таки молодым человеком, да еще в придачу с яркой актерской внешностью.

«Ему бы в театре героев-любовников играть!» – мелькнула непрошеная мысль, ведь, по представлению Константина, основатель нового учения должен был выглядеть совсем иначе.

Он представлял отца Василия белобородым стариком, с тонкими чертами лица, проникновенным взглядом… Впрочем, и у вошедшего молодца взгляд был умным и цепким.

К этой встрече Панфилов был готов давно и знал, что играть придется белыми. К счастью, строить из себя человека уставшего и измученного всевозможными передрягами ему не пришлось. За день Константин пережил столько приключений, что от усталости буквально валился с ног.

«Лобовая атака», которую он предпринял в самом начале разговора, заявив, что знает отца Василия, на все сто оправдала возложенные на нее надежды. Святоша явно был шокирован таким признанием, что в конечном итоге сказалось на количестве и качестве задаваемых им вопросов. Отец Василий, славившийся умением вести тонкую психологическую игру, на протяжении всей беседы так и не смог как следует воспользоваться своим коньком и загнать противника в угол. Возможно, поэтому их разговор продолжался недолго. Несмотря на несколько удачных ходов, Панфилов не считал, что вышел из этой словесной дуэли победителем.