Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Столько злобы в милейшем дядюшке. И ни на секунду не задумался, что сам виноват. Еще бы минут пять-десять продержаться. Надо чтобы активнее ногой шевелил. Яд действует, и доза уже смертельная. Только второго посещения ямы я не переживу.
Начал сопротивляться как мог. Но что можно поделать, если голова отрывается. Судя по треску в позвонках — шея раза в полтора удлинилась. Судорожными толчками приближался к дыре, максимально отдаляя неминучую смерть.
Макушкой дыру почувствовать успел, но морду не сунул, секунды не хватило. Давление враз пропало. Дядя переломился пополам и начал блевать, сначала остатками ужина, потом кислой желчью. Выронил грушу, начал шарить руками по камням. Руки задергались, как при игре на баллалайке.
Я начал шевелиться, проклиная избитое тело. Болело все, не каждая отдельная часть, а просто все тело ломило от любого движения. Сумел сделать пару оборотов, перекатился подальше от дыры, которая теперь в ночных кошмарах будет сниться.
Дядя периодически блевал, выхаркивая желчь с кровью. Переходил к бешеной активности, срывая ногти о каменную плитку, пытался меня нашарить, найти грушу, которую я изловчился и пнул подальше. От приближающегося родственника удавалось откатиться. Собрался с силами, сделал еще оборот, другой, третий.
Дядя слабел, начал задыхаться. Прилег, согнулся в позу эмбриона. Чуть отдышался.
— Ты, ты что сделал, ублюдок? Это же ты, да? Как?
— Это проклятье дядя, тебя настигло проклятье Скотининых. Ты поднял руку на сына своего брата!
Остап выгнулся, выворачивая суставы. Прилег и мелко затрясся, выпуская пену. Еще десять минут судорожных шлепков и подергиваний, стало понятно — я победил.
Не убедительная победа, ни облегчения, ни удовлетворения нет. Долго лежал на спине, хватая вкусный воздух. Вот и узнал, что такое Злой ветер. Нехорошая это штука. Вот эта дырка в земле его источник. Камни вокруг и ладони в воздухе — его алтарь.
Как только в руки вернулась часть сил, соединил ладони, продолжающие полыхать. Активировал свою планшетку. Надо глянуть, как мое причастие в дыре на всей этой милости отразилось.
Большая красная надпись пульсировала на весь экран, отдавая в виски:
«Попадание под выброс Злого ветра. Немедленно покиньте опасную зону».
— Архитектура, ступень 0 (Высушено Злым ветром).
Тупо перечитал надпись пару раз. Дерите меня все ученики вместе, больше не рисовать Боре башенки.
Через полчаса удалось встать на четвереньки. Подальше от дыры, простого взгляда на которую хватало, чтобы волосы вставали дыбом. Встал на ноги, обошел по дуге родственника, от которого воняло кислятиной. Поднял грушу, не глядя запихнул в карман. Вытащил зелье. Светится зловеще. Красивая колба, пробка притерта. Не то, что мои пузырьки из пластика. Нюхать точно нельзя. Изучить свойства надо обязательно.
Как бы не хотелось домой, вернулся к пруду, забрал выпавший нож. В пруд кидать не решился, не факт, что найдут, не факт, что вообще искать будут. Но я бы, найдя труп у воды, хорошим магнитом порыбачил.
Вернулся к алтарю, хотя ноги сами уносили прочь, закинул нож в черную дыру. Стянул с дяди сапог, осмотрел ногу. Реально повезло, на пятке здоровенный кровавый мозоль. Пластырь ядом пропитан, ногти с грибком, между пальцев воспаление. Лечить такую ногу надо, а не упитанных подростков пинать.
Натянуть обувь назад сил не осталось, даже пытаться не стал. Зашвырнул сапог в дыру. Если чьи религиозные чувства и затронул, одним кощунством больше, одним меньше.
До комнаты дошел на автопилоте. Посмотреть повязки у кота сил не было. Краем глаза заметил, что молоко выпито, сам вцепился зубами в яблоко и упал на палас, как есть, прямо в вонючих лохмотьях. На кровать не решился, тут не только душ принимать надо, а откисать в кипятке не один час. Последняя спасительная мысль ускользающего сознания, — «Завтра, завтра в столицу».
[1] Отсылка на историю последней казненной в СССР женщины, травившей таллием детей в школьной столовой.
[2] Упоминание легенды об отравлении Хана Тимура соком аконита. Ядом была пропитана тюбетейка.
Явление 21
Проснулся от такого яростного вылизывания лица, что на секунду подумал, что голова снова в дыре со Злым ветром. Кот так неистово работал шершавым языком, покусывал нос, наконец, присосался к глазу и зачавкал.
Ночь на дворе, пару часов всего поспал, чего это он удумал? Первой реакцией было переложить на пол и снова забыться. Стоп, я же сам на полу, а коробка на кровати стояла. Выбрался из коробки, слез значит. Интересно как, вся задняя часть забинтована с шинами.
Собственная чуйка заставила замереть и прислушаться. С ходу определил направление, опасностью веяло от окна. Явно, направленно. Встал за занавеской, стараясь не попасть под лунный свет. Долго напрягал глаза, пытаясь что-нибудь рассмотреть во дворе.
Безветренно, тени резкие. В момент, когда начал сомневаться в своей адекватности, с такими родственниками до паранойи один шаг, одна из теней шевельнулась. Не просто сдвинулась, перетекла правее, угол сгладился едва заметно глазу. Тишина, мало ли что могло померещиться. Зная, куда смотреть, дальше стало проще. Заметил еще изменения, левее, потом прямо по центру. Не сразу понял, не туда смотрю, это тени от силуэтов на крыше. На крыше чужие, минимум трое. Двигаются медленно, осторожно и явно в мою сторону.
Скользнул в глубину комнаты. За мной, или нет? Не вращается же весь мир вокруг Бориса. Барона нет, казна рода, компромат, документы. Да что угодно целью быть может. Похитители Даши вернулись? За Остапа кто впрягся? Если за мной, надо уходить. Предупредить, внизу охрана сидит.
В стороне громыхнуло, послышался звон и женский крик. Далеко, где-то в противоположном крыле. Но тени тут, рядом. Отвлекающий маневр, значит точно за мной.
Метнулся в ванную, схватил последний целый пузырек с шампунем. Выдернул из-под подушки скакалку. Из оружия больше ничего нет. Нож в черной дыре, носок с песком на полянке остался. Влез в меховые тапки — единственное что без шнурков. Просить завязать некого, хотя можно этих, на крыше.
Оглядел комнату. Все, больше взять нечего. Стоп. Кот, он же меня разбудил. Ничего с ним не сделается, не за котом враги пришли. Вопреки здравому смыслу уложил питомца и взял коробку под мышку. Бросать своих — последнее дело. Уходить немедленно, шум поднять. На другой стороне усадьбы кричали, значит охрана уже там. Кого во дворе видел — на хороших воинов не тянут, да их и не много. Раньше тени медленно двигались, подбирались бесшумно. Теперь ломанутся сломя голову. У меня минута, не больше.
В коридоре было темнее, чем в