– Вам никогда не представится возможность отплатить им, – сказал Ханс. – Мы можем сделать только одно – уничтожить всю эсэсовскую сволочь.

– Вы считаете, что только эсэсовцы или, вернее сказать, нацистская партия несет ответственность за все, что здесь произошло? – спросил Кабели. – А остальной народ, значит, состоит из ангелов?

– Нет, конечно, – отозвался Ханс. – Если смотреть с точки зрения справедливости, то весь немецкий народ несет ответственность за происходящее. Сейчас они проиграют войну и отрекутся от своих лидеров. Но если бы они выиграли войну, никто бы никогда не спросил у фюрера, какими средствами была достугнута эта победа и куда, черт побери, он подевал всех коммунистов и евреев.

– Вы что же, предлагаете весь народ Германии взять и отправить в газовые камеры в наказание за то, что они сделали?

– Конечно, нет, минеер, но те, я подчеркиваю – только те, кто был частью СС, гестапо и им подобных организаций, должны быть полностью истреблены, чтобы предотвратить их повторное появление. Остальной немецкий народ, по-видимому, придется держать под пристальным наблюдением, пока не вырастет новое поколение, которое получит уже совершенно другое образование и воспитание, основанное на принципах гуманизма и свободное от милитаризма опьяненных сознанием своей избранности безумцев. И тогда, может быть через много лет, народ Германии сможет справляться с возможными рецидивами собственными силами и жить как все остальные народы Европы.

На следующее утро они услыхали свист пуль, ударявших в стены бараков. Это казалось удивительным, потому что ни одного солдата вблизи не было видно. Ханс помогал медикам в Двадцать первом бараке, расположенном на южной стороне лагеря, ближе к берегу Солы.

Но тут прогремел взрыв, с потолка посыпалась штукатурка и вылетели стекла из нескольких окон. Ханс выглянул наружу. Вода в реке поднялась во время оттепели, и теперь вниз по течению неслись льдины вперемешку с балками и досками – и это было все, что осталось от моста.

– Мост взорван! – крикнул Ханс.

И они поняли, что все ужасы позади. Немецкая армия отступала, они взорвали мост, чтобы замедлить наступление русских, но основные силы Рейха уже ушли далеко к западу.

Лагерь был вне опасности. Сами того не понимая, они уже больше суток находились на ничейной земле. И всего через несколько часов на территорию лагеря вступил авангард русской армии. Солдаты были одеты поверх формы в белые маскировочные куртки и штаны. Они шли по Лагерштрассе так спокойно, словно немцев вообще никогда не существовало. Увидав арестантов в полосатой одежде, они заулыбались. Наверное, вспоминали о своих родителях, которые были убиты бошами; о своих женах, которых насиловали боши; и о своей стране, огромная часть которой была превращена бошами в развалины. А арестанты думали о своих женах и детях и обо всех, кто исчез в печах крематориев и кого они больше никогда не увидят.

Они благодарно жали руки своим освободителям, но так волновались, что не могли произнести ни единого слова.

И все в одночасье переменилось. Многомесячная мечта вдруг стала явью. Вокруг лагеря начали срезать заборы из колючей проволоки и столбы, на которых стояли наблюдательные вышки. Через новые проходы в ограде в лагерь и из лагеря проезжали грузовики и запряженные лошадьми повозки. Погода стояла просто великолепная, солнце светило с новой силой, растапливая снег на крышах бараков, и капель звенела, напоминая о весне. Казалось, природа хотела показать людям, что наступает новая, счастливая жизнь. Но Ханс не в силах был находиться в лагере. Он ощущал в себе нетерпеливое желание вылететь на волю – подобно птице, чью клетку наконец отворили.

И он отправился прогуляться по дороге, ведущей в Райско. Грохот пушек понемногу становился слабее, но откуда-то издалека доносился рев танков и грузовиков: немцы пытались отстроить новую линию фронта. Через некоторое время он добрался до «No Pasarán». Вид деревни поразил его. Дом был наполовину снесен – очевидно, выстрелом из танка; два подбитых немецких танка как раз стояли возле дома, один из них полностью сгорел. Очевидно, именно танки произвели все эти жуткие разрушения.

Ханс вошел в дом. Там никого не было. Комната на первом этаже оказалась в полном порядке, но кухня пострадала изрядно. Там, на полу, валялась искореженная труба его саксофона. Ханс улыбнулся. Какое значение имеет теперь для него эта небольшая потеря?

И все же он чувствовал неясную тревогу. Словно внутри его появилось что-то, заставляющее его идти куда-то, все дальше и дальше, к неизвестной цели. А может быть, просто двигаться вперед, преодолевая усталость, до тех пор, пока не упадешь на обочине дороги и все наконец не закончится.

И он пошел вперед по заснеженным полям. Снега оставалось совсем немного, время от времени на пути попадались проталины, наполненные водой. Ноги у Ханса промокли и, несмотря на тепло солнечных лучей, ему стало холодно и появилось какое-то неприятное ощущение.

Вдруг Ханс обнаружил, что стоит под лагерной вышкой. Он не мог понять, каким образом попал сюда. Он не пытался ее отыскать, он бесцельно бродил по полям, не думая о том, куда направляется. Снег лежал вокруг вышки, деревянная опора ее была сырой. Очень осторожно Ханс стал карабкаться наверх.

У вышки оказалось три платформы. Едва добравшись до первой, Ханс решил поглядеть вниз. И его охватило неловкое чувство: оказалось, он боится высоты. Он ощущал, как внутри, где-то в солнечном сплетении, рождается новая сила, заставляющая его двигаться. Но не вперед и вдаль, до полной потери сил, а – вниз. Один неверный шаг – и он полетел бы вниз и остался бы лежать там с разбитой головой, но зато освобожденный от глубокой, темной печали, занимавшей все его мысли.

Но он сумел перебороть страх и заставил себя идти вперед – вверх. Он чувствовал, что должен сделать это, что он не имеет права проявлять слабость, поддаваться желанию раз и навсегда оборвать цепь мучительных воспоминаний. Не убегайте, идите вперед и сражайтесь. Всегда сражайтесь.

«Когда ты один – ты ничто». Ладно, это – поэзия. Но жизнь должна продолжаться. Кровь, бегущая по его жилам, заставляла Ханса двигаться. И ноги, конечно, не отказывались помочь ему подниматься. Он поднимался все выше и выше; сперва неуверенно, но чем дальше, тем решительнее становились его шаги.

Наконец, он добрался до второй платформы, начал взбираться на третью и обнаружил вверху, над последней ступенькой, люк. Он толкнул его и выбрался наверх. И внезапно почувствовал вкус победы. Сегодня он победил смерть и теперь