После обстрелов в Камчатском люнете оставалось лишь 600 человек. Силы французов, направленных для овладения этим укреплением, равнялись 35 тысячам человек (21 батальон, среди которых два были из императорской гвардии Наполеона III). Всего против русских укреплений за Киленбалкой двинулось четыре французских и одна турецкая дивизии. Причем Пелисье удалось добиться скрытности сосредоточения сил.

Однако защитники передовых укреплений оказали такое сопротивление, которого не ожидали даже видавшие виды неприятельские солдаты и офицеры. Едва узнав вечером 26 мая о начале штурма, П.С. Нахимов прибыл на Камчатский люнет и, поднявшись на вышку, увидел, что французы атакуют с трех сторон. Штурмующие колонны были встречены «ураганом картечи». На позициях разгорелись яростные рукопашные схватки, в которых на одного русского приходилось по 10–15 вражеских солдат. Контратаку возглавил сам Нахимов. Однако внезапность нападения, тщательная подготовка и огромный перевес в силах дали противнику возможность ворваться в укрепления.

Когда новые французские батальоны обошли Камчатский люнет с тыла, его защитники оказались под угрозой окружения. Оставшиеся в живых матросы и солдаты, прикрывая Нахимова, штыками проложили себе дорогу к Малахову кургану. В это же время стало известно, что противник овладел и другими передовыми пунктами Малахова кургана — Селенгинским и Волынским редутами и, установив там орудия, начал обстрел Малахова кургана с ближней дистанции.

Ободренный захватом трех передовых русских укреплений у Килен-балки, французский главнокомандующий генерал Пелисье решил развивать достигнутый успех. Вражеские дивизии пошли на штурм Малахова кургана. Наступил опасный момент сражения, от которого зависела судьба Севастополя.

Под руководством адмирала Нахимова защитники Малахова кургана встретили атакующих мощным артиллерийским огнем. Картечь непрерывно била по наступающим французам, преграждала им путь к кургану. В бой вступили пушки кораблей Черноморского флота. Мощный огонь с укреплений и с Севастопольского рейда остановил штурмующие войска. Тут к защитникам кургана подошли резервы во главе с Хрулевым. Русские перешли в контратаку.

Севастопольцы овладели Камчатским люнетом, нанесли большой урон противнику, захватили более 300 пленных.

В ходе контратаки Нахимов вновь прибыл на люнет и убедился в невозможности удержать полностью разрушенные укрепления. Подошедшие две французские дивизии опять оттеснили русских из люнета

Таким образом, в результате штурма 26 мая 1855 г. — первой открытой атаки укреплений Севастополя силами нескольких вражеских дивизий — три передовых укрепления за Килен-балкой остались в руках противника Малахов курган задержал дальнейшее продвижение неприятельских войск. В бою за Камчатский люнет Нахимов получил контузию «…Не конфетками, не яблочками перебрасываемся, — говорил Нахимов. — Вот меня сегодня самого чуть не убило осколком, — спины не могу разогнуть, да это ничего еще, слава Богу, не слег».

На следующий день Нахимов собрал военный совет, на котором поставил вопрос: постараться ли отбить у французов Камчатский люнет, Волынский и Селенгинский редуты или оставить их у неприятеля. Большинство высказалось за окончательное их оставление, поскольку понимало неизбежность нового штурма противником Севастополя. Тратить силы на сомнительные попытки отобрать уже разрушенные укрепления не было необходимости.

При отражении штурма передовых укреплений Малахова кургана русские потеряли 5 тысяч человек убитыми и ранеными. Потери французов составили 5554, а англичан — 693 человека Победа дорого досталась противнику. Впоследствии французы говорили, что если бы в тот день редуты и люнет не были бы взяты, положение главнокомандующего французскими войсками генерала Пелисье стало бы весьма затруднительным, поскольку именно он был инициатором штурма, против которого выступило большинство французских генералов.

…Осада Севастополя продолжалась. Союзный флот в мае совершил поход в Азовское море. Были взяты Керчь и крепость Еникале, обстреляны русские города Приазовья. Хотя военное значение этой экспедиции было ничтожно, а от жестоких обстрелов страдали лишь мирные жители Бердянска, Ейска, Мариуполя, Таганрога, но союзники расценили ее как крупный успех. Вдохновлял союзное командование и более чем двукратный численный перевес. У них в Крыму было 175 тысяч человек, а в русской армии — всего 85 тысяч.

3 июня на военном совете коалиционных сил было принято решение о новом штурме города. По настоянию Пелисье было решено вести атаку лишь на одном узком участке, что давало возможность сосредоточить там крупные силы. Объектами предстоящей атаки должны были стать Малахов курган и три бастиона Корабельной стороны. Штурм был назначен на день 40-летия битвы при Ватерлоо — 6 июня.

В войсках союзников царили воодушевление и надежда на близкое завершение дела. «У англичан и французов был один клич: “штурм!” Все были убеждены в возможности немедленной благоприятной развязки севастопольской истории». Например, английский полковник Стерлинг писал тогда, что взятие бастионов — «вопрос дней». «А потом — на Тифлис, на Грузию — и русская мощь будущим летом будет действительно сокрушена. Словом, нужно начать с Регана (так британцы называли Четвертый бастион, против которого стояли английские войска), а это дело уже решенное».

Надо сказать, что сходные настроения были и у М.Д. Горчакова, писавшего Александру II 27 мая: «Теперь я думаю об одном только: как оставить Севастополь, не понеся непомерного, может быть, более 20-тысячного урона… Я в невозможности более защищать этот несчастный город».

По-иному думали непосредственные руководители Севастопольской обороны. В одном из своих приказов Нахимов писал: «Матросы! Мне ли говорить вам о ваших подвигах на защиту родного вам Севастополя и флота? Я с юных лет был постоянным свидетелем ваших трудов и готовности умереть по первому приказанию; мы сдружились давно: я горжусь вами с детства Отстоим Севастополь!»

Те же настроения были у Хрулева. Однажды один из командиров полков формально запросил Хрулева: «Что делать в случае натиска превосходных сил неприятеля и видимой невозможности удержаться на занимаемом пункте? Куда отступать?

Хрулев ответил лаконически:

— Отступления нет!

Полковой командир не удовольствовался этим ответом и вновь спросил:

— Если нет отступления, то где резервы и кто обязан подкрепить его в случае крайности?

Хрулев ответил:

— У нас в резерве — Россия!»

В другом своем приказе генерал писал: «Если истощатся все усилия и нас одолеют в штурме, если нам нельзя уже будет держаться, а мы еще будем живы, пробьемся к бывшему Инкерманскому мосту и там соединимся со своими. Что касается взятия нас в плен, капитуляций и тому подобных историй — враги пусть об этом и думать забудут».

Накануне штурма, 5 июня, началась 4-я бомбардировка Севастополя. Об этой бомбардировке очевидец рассказывал: «Я не помню, чтоб все предыдущие бомбардировки были хоть мало-мальски похожи на эту: в этот раз был решительный ад… Штурм в сравнении с бомбардировкой веселое дело — все-таки лучше, чем хладнокровно смотреть, как одной бомбой вырывает нескольких десятков человек… В этот день я насмотрелся таких сцен, что немудрено, если в 30 лет состаришься».