— А что ваш друг мистер Адельман? — спросил я. — Он не может нам помочь? Раз он связан с «Компанией южных морей», он мог бы порассказать много интересного.

— У нас с мистером Адельманом очень хорошие деловые отношения. Я знаю ему цену и отношусь к нему с уважением. Однако сомневаюсь, чтобы он стал раскрывать внутренние секреты Компании ради нашего желания добиться справедливости. Не знаю, пойдет он на это или нет. И хотелось бы это выяснить, не подвергая себя опасности.

— Предположим, — стал я размышлять вслух, — отца убили из-за того, что он хотел напечатать эту брошюру, но мы по-прежнему не знаем, почему убили Бальфура и какая связь существовала между ними. Неужели совершенно невозможно поговорить с Адельманом на эту тему? Разумеется, не надо спрашивать открытым текстом, убивал он этих людей или нет. Но можно ведь завести разговор и поосторожней.

— Ой, сомневаюсь, — покачал головой дядя. — Адельман не глупец, он прекрасно поймет, в чем дело. Не стоит сердить этого человека без особой нужды.

Я вздохнул, но был согласен с его доводами:

— Понимаю. Было бы неплохо, если бы мы знали обо всем этом чуть побольше. На мой взгляд, все наши подозрения пока далеки от истины. Я понимаю то, что вы и Элиас сказали мне об этих компаниях и об их могуществе, но убить человека из-за коммерческой сделки… Это просто в голове не укладывается. Здесь люди планируют и осуществляют убийства как часть сделки. Это своего рода коммерческое убийство.

Дядя кивнул.

— Очень может быть, — сказал он. — Масштаб этой сделки беспрецедентен. Если верить «Заговору бумаг», — он указал на папку, — «Компания южных морей» собирается предложить казначейству три миллиона фунтов безвозмездно в обмен на разрешение держателям определенных государственных облигаций обменять их на акции «Компании южных морей». Иначе говоря, они собираются склонить людей обменять ценные бумаги, из-за которых у государства такой огромный национальный долг, на пустые обещания «Компании южных морей». Представляешь себе масштаб такого обмена? Три миллиона фунтов только за разрешение. Каковы должны быть доходы, если они так охотно расстаются с такой громадной суммой? Возможно, это самая крупномасштабная коммерческая сделка за всю историю. Нет сомнения, что люди, которые рассчитывают на получение такой прибыли, способны на убийство, чтобы защитить свои интересы.

В задумчивости я сдавил рукой виски:

— Мне даже не представить таких громадных сумм. Кому нужно так много? Где предел для подобных людей?

Дядя помрачнел:

— Боюсь, перед нами новый тип человека и новый тип богатства. Когда богатство было связано с владением землей, оно имело предел. Слишком большими земельными угодьями трудно управлять. Но теперь, когда появились бумажные деньги, больше денег — значит просто больше, и все. Во Франции, знаешь, где свои трудности и своя финансовая мания, есть слово «миллионер», означающее человека, чье состояние исчисляется миллионами. Миллионами! В это трудно поверить, но достаточное число людей носит этот титул.

— Как же нам выйти на след людей с такими деньгами и такими амбициями?

— Мы их обязательно найдем, — заверил меня дядя. — Начать следует с простого утверждения, что две эти смерти связаны. Потребуется время, чтобы выяснить, почему и каким образом. Но думаю, мы должны двигаться вперед малыми шагами.

— Понимаю. — Я откинулся на стуле и стал думать, как задать вопрос, на который, как я понимал, он отвечать не хотел. — Скажите, — наконец решился я, — что же все-таки произошло между отцом и Блотвейтом.

Он покачал головой:

— Это было давным-давно и сейчас не имеет значения. Твоего отца нет, и уверяю, мистер Блотвейт и думать забыл о тех давних неприятностях. Он теперь старый холостяк, и его интересует только коммерция.

— Но я хотел бы знать. Если я должен выяснить, что произошло с моим отцом, не следует ли мне знать о нем больше?

— Следует, — сказал дядя. — Но ты должен понять, каким он был в последнее время, а не когда ты был маленьким мальчиком.

— Я бы хотел знать правду, — сказал я угрюмо.

— Хорошо, — кивнул дядя, — но ты должен учитывать, что отец был тогда молод. Он долго зарабатывал себе репутацию на Биржевой и, как многие — а особенно люди, которые заботились о своих семьях, — очень хотел добиться успеха. Возможно, в то время он не так часто думал о прибыли людей, которым оказывал услуга, как в последние годы.

— Он каким-то образом обманул Блотвейта? Дядя слегка кивнул:

— Он продал Блотвейту большой пакет акций, стоимость которых катастрофически упала через несколько дней после сделки. Твой отец уж слишком настойчиво советовал Блотвейту совершить покупку, и, когда стоимость упала, тот обвинил твоего отца.

— Отец знал, что стоимость упадет? Дядя пожал плечами:

— Кто может знать что-то наверняка, Бенджамин, когда речь идет о ценных бумагах? Тебе это известно. Но у него были подозрения.

— И за это Блотвейт возненавидел моего отца?

— Да. Блотвейту потребовалось несколько лет, чтобы оправиться от потерь, но он оправился и стал еще богаче. А забыть про твоего отца никак не мог. Он регулярно появлялся в кофейне «У Джонатана», смотрел на него с грозным видом, посылал ему загадочные угрожающие записки. Он справлялся о Самуэле, посылал ему приветы через дальних знакомых. Блотвейт хотел, чтобы у отца сложилось впечатление, будто он постоянно наблюдает за ним. Но потом, затратив столько времени и сил на преследование твоего отца, Блотвейт сам стал маклером. Время на Биржевой не прошло для него даром. Он начал продавать и покупать, чтобы добиться успеха, и теперь он один из директоров Банка Англии. Я уверен, он, как никто другой, хотел бы забыть историю с твоим отцом, поскольку она выставляет его глупым и слабым.

Не могу сказать, что я поверил в это. Можно сказать, я не поверил. Ненависть не проходит так легко, тем более такая ненависть, какую испытывал Блотвейт.

Взгляд дяди блуждал по комнате. Он больше не хотел говорить на эту тему.

— Оставь себе это, — сказал он, пододвинув ко мне папку. — Ты должен прочитать, что написал твой отец.

Я кивнул:

— Наверное, не стоит это печатать.

— Никто не знает, что текст у нас. И мы не должны никому говорить. Это обеспечит нам безопасность.

Я согласился, но подумал, что мы можем продолжать расследование, как раньше. Я спросил, у кого мой отец печатался ранее, и дядя назван имя Наума Брайса с Муэр-лейн. Я вспомнил, что именно он значился издателем брошюры, которую я читал в кофейне «У Джонатана».

— Мне пора идти, — сказал дядя и медленно встал, бросив взгляд на папку, будто боялся оставлять ее у меня.

Я тоже встал.

— Я позабочусь о его бумагах,

— Это слова твоего отца из могилы, и я надеюсь, он скажет нам — может быть, непрямо, — кто это сделал.