Я рывком поднялся с дивана. – Оба варианта одинаково неприемлемы – и потому невозможны – ни в каком виде… Признаться, я вообще с трудом понимаю, как Каприви удерживает власть в Вене после подобного. Даже если у него есть полномочия принимать решение и ударить по одному из городов германского Рейха – приказ должен пройти некую… цепочку. Генералы, дежурные офицеры… солдаты в конце концов. Те, кто своими руками нажмет на кнопку или дернет за рычаг. – Я развернулся на пятках и зашагал к окну. – Неужели они действительно все готовы убивать своих же сограждан?

– Боюсь, здесь может быть только один ответ, князь – страх, – отозвался фон Лихтенштейн. – Страх позволяет Каприви держать Вену в стальном кулаке. У него все меньше и меньше сторонников – но зато и враги предпочитают помалкивать. В конце концов, канцлер уже не раз показывал, что умеет расправляться с оппонентами – и вряд ли постесняется сделать это столько раз, сколько потребуется.

– Вероятно. Но даже если так – все держится на воле одного человека. Всего одного. – Я уселся на подоконник. – А любой человек, как известно, смертен. Стоит убрать Каприви – и его генералы скорее предпочтут сложить оружие, чем станут и дальше сражаться с наследницей рода Габсбургов.

– Это не так уж и просто сделать. – Фон Лихтенштейн покачал головой. – Даже с вашими талантами, друг мой. Вена в четырех сотнях километров от нас, а Хофбург наверняка охраняется так, что внутрь не проскользнет даже мышь. И деже если среди наших сторонников найдется человек достаточно отважный, чтобы рисковать головой ради одной только попытки убить канцлера – его не подпустят и на пушечный выстрел.

– Если уж я чему-то и научился за последние годы – так это тому, что для победы и успеха не всегда нужны огромные силы. Всего один человек в нужном месте стоит куда больше десяти тысяч штыков – в любом другом. – Я на мгновение задумался. – Значит, нам всего-то и нужно, что оказаться там, где Каприви не ждет – и ударить. Прямо в цель.

– Эффект неожиданности? Отлично! – проворчала Хельга. – Но как ты собираешь за два дня оказаться у стен Хофбурга, да еще и протащить туда людей с оружием через линию фронта?

– Это будет непросто. Но боевики из Абвера смогли подобраться к самому сердцу Ватикана, чтобы убить ее величество. И если бы не вы, князь, – Я повернулся к фон Лихтенштейну, – вполне возможно, им бы это удалось… Эффект неожиданности.

– Вена не так стара, как Рим, – вздохнула Хельга. – И если где-то там и есть тайный ход, ведущий прямо в Хофбург – мне о нем ничего не известно.

– Значит, пути под землей нет, – кивнул я. – И по земле, конечно же, тоже – но остается еще воздух.

– Люди не летают, как птицы, князь. – Фон Лихтенштейн невесело улыбнулся. – И вряд ли канцлер будет ждать, пока вы посадите ему на голову военный дирижабль с десантом.

– Это и не нужно. При захвате Брюсселя британцы сбрасывали своих солдат на… – Я на мгновение смолк, вспоминая нужное слово на немецком. – На парашютах. Этой конструкции уже лет тридцать – хоть она и не слишком популярна. Уверен, если мы сможем раздобыть несколько десятков таких штуковин…

– Слишком рискованно, князь. – Фон Лихтенштейн нахмурился и покачал головой. – И даже если вы сможете отыскать храбрецов, которые доверят свои жизни такому устройству – дирижабль наверняка заметят куда раньше, чем он сможет оказаться над дворцом в Вене.

– Верно. Слишком медленный – и слишком большой, чтобы его можно было целиком защитить от магии или оружия…

Я соскочил с подоконника и неторопливо прошагал к двери – и обратно. План уже появился… почти появился – одна из тех безумных затей, которые рождались в моей голове и приводили к успеху – порой даже вопреки здравому смыслу. Но пока в нем не хватало одной-единственной детали.

– Если бы у нас был аэроплан…

Перед глазами тут же появилась картина алого росчерка в небе, с которого под сердитое жужжание мотора хлестал смертоносный свинец. Наше знакомство с Хельгой, едва не стоившее обоим жизни. Схватка, в которой даже магия едва смогла помочь мне одолеть цель – крохотную, быструю и верткую.

Куда проворнее громадины дирижабля.

– Но не из тех, что есть у французской армии или даже у Георга, – задумчиво продолжил я. – Что-нибудь побольше и помощнее, способное поднять отряд… Хотя бы пару десятков человек, а лучше…

– Аэроплан есть у меня.

От неожиданности я едва не подпрыгнул. Тишина в кабинете Хельги вдруг стала такой густой и плотной, что ее можно было резать ножом – и все мы дружно уставились на того, кто за последние несколько минут не произнес ни слова.

– Что? Мне же надо было на чем-то сюда прилететь, – усмехнулся дед. – А ты ведь знаешь, что я терпеть не могу дирижабли.

Глава 35

– Да твою ж… – Я запрокинул голову. – А эта штука точно летает?

– Не выражайся. – Дед ткнул меня локтем в бок. – Еще как летает. Высоко и далеко. И быстро – куда там дирижаблям.

Не то, чтобы у меня были основания не доверять деду – в конце концов, он уже доказал все, что нужно, добравшись на своей чудо-машине в Регенсбург из России с одной-единственной остановкой в датском Копенгагене. Не самый выдающийся перелет для дирижабля – зато для аэроплана, можно сказать, запредельный: даже самые крутые британские и немецкие модели имели запас хода от силы километров на пятьсот-шестьсот – а этот мог осилить чуть ли вдвое больше.

И все же при одном только взгляде на дедову игрушку меня начинали терзать сомнения. И дело было уж точно не в конструкции – она-то как раз выглядела весьма надежной. Дерева в ней оставалось еще предостаточно, и все же большую часть поверхности занимал металл – видимо, только алюминий и сталь могли обеспечить нужную прочность.

Необходимую, чтобы поднять в воздух гигантское тело машины – и вдобавок выдержать вес четырех двигателей с огромными лопастями пропеллеров. Силовые машины крепились к крыльям, будто вырастая прямо из них – и я, признаться, не мог даже представить, какая сила и какой гений конструкторской мысли могли заставить их работать вместе.

Большинство известных мне моделей были бипланами – с двумя несущими поверхностями, а дедовому великану хватало одной… Зато какой – размах крыльев выглядел метров на тридцать пять, а то и все сорок. К концу гигантская плоскость заметно сужалась, но в месте крепления занимала чуть ли не половину длины фюзеляжа.