Все как раньше. Он услышал, как она мягкими шагами пересекает комнату, и представил ее в шлепанцах и шелковом халате, с заплетенными в косу волосами, сверху косынка. У нее всегда секлись волосы. Надо же, как много он помнит…

— Что тебе нужно? — шепотом спросила Элли через дверь, и ему польстило, что она помнит их условный стук так же хорошо, как и он.

— Я думаю, нам нужно поговорить.

— О чем нам говорить?

— Не будь такой дьявольски серьезной, черт возьми.

— Не выражайся.

Но он понял, что Элли колеблется; затем дверь со щелчком открылась достаточно широко, чтобы он мог войти.

— Быстро, пока никто тебя не увидел.

Элли закрыла за ним дверь так тихо, что он даже и не услышал. Она была в ночной рубашке, волосы собраны в хвост. В своем воображении он представлял ее в золотистом сиянии, но безжалостное освещение подчеркнуло морщинки вокруг глаз и едва заметный второй подбородок. Однако фигурка у нее все еще была та самая.

Оливер сел на кровать и вытянул ноги, затем стал сгибать и разгибать колено, чтобы ослабить боль. Элли осталась стоять, держалась она замкнуто и отчужденно.

— Давай. Что ты хотел мне сказать?

— Привет.

Элли возвела глаза к потолку.

— Нет, правда. Мы так и не поздоровались как следует. Так что здравствуй. Привет. Как поживаешь?

Она мельком взглянула на стол, где лежало письмо неизвестного шантажиста, разорванное на кусочки.

— Наверно, это глупый вопрос.

Оливер вздохнул с ироническим смирением.

Она опустила руки.

— Очень.

— Я понимаю, что обстоятельства далеки от идеальных. Но я рад тебя видеть.

— Скажи, чего ты хочешь от меня, Оливер. Я сегодня уже достаточно наигралась в игры.

— Справедливо. Я хочу, чтобы ты была в моей команде.

— Твоей команде?

— Мы знаем, как все будет происходить завтра. Мы будем говорить о Каллуме. И разговор перейдет к обвинениям. Тот, кто получит больше всего обвинений, тот и будет виноват. А тот, кто будет виноват, того передадут нашему так называемому благодетелю. Я не хочу, чтобы это был я, и не хочу, чтобы это была ты, потому что мы оба знаем, что не сделали ничего плохого той ночью. Но все против нас. Холлис… — он удержался от ругательства, — как пить дать, он не признается ни в чем. И Лорна будет на его стороне, тут даже думать нечего. Мы с тобой никогда ей не нравились. Мэв…

— Мэв все еще с ума по тебе сходит, — заметила Элли. — Ты видел, как она смотрела на тебя сегодня?

— Она — шальная карта. Но они с Лорной всегда ладили. И Мэв склонна вставать на сторону авторитета, а тут уж детектив Холлис на высоте, — усмехнулся Оливер.

— Все равно получается двое против троих.

— Что лучше, чем четверо против одного.

— И кто из нас будет этим одним? — поинтересовалась она.

— Ты знаешь, почему я приехал сюда? Почему меня обманом заманили сюда? Я пытаюсь наладить свою жизнь, Элли. Я пытаюсь стать лучше. Быть снова хорошим человеком.

Она посмотрела ему в глаза:

— Ты никогда не был ни хорошим, ни добрым, Оливер. Ты изображал эти эмоции, но никогда не испытывал их. Ни разу.

Он сел поудобнее и сложил руки на коленях.

— Хочешь услышать, что в моем письмишке? Этот субъект знает, что я крал деньги в компании моего бывшего отчима.

— Растрачивал.

— Если предпочесть правильный термин. И если моя сестра узнает об этом… — Он вздохнул. — Скажем так, в моей жизни и так очень мало положительных моментов, а если она узнает, их не будет вообще.

Элли подошла к столу и налила в стакан воды из графина.

Кровать скрипнула, когда Оливер поднялся. Элли напряглась, но он намеренно отступил на шаг назад и продолжил, очень тщательно подбирая слова:

— Я был неправ в тот вечер. Мы оба здорово напились, но у меня все еще хватало ума понимать, что я делаю. Мне не было стыдно тогда, ты права, но мне стыдно сейчас. И я знаю, что мои слова мало что значат, поэтому я хочу доказать это своими действиями. Что бы ни случилось завтра, я на твоей стороне.

Элли пристально смотрела в стакан с водой.

— До тех пор, пока я на твоей.

— Оставляю это на твое усмотрение.

Он двинулся к двери — не слишком быстро, но и не слишком медленно, оставляя ей достаточно времени, чтобы подумать и ответить.

— Будь завтра поласковей с Мэв, — сказала Элли. — Льсти ей. Не переусердствуй, но и не будь жестким, как сегодня. Она проведет сегодняшнюю ночь, как и все мы, вспоминая Колдуэлл-стрит, так что она будет думать о тебе. Играй на ее фантазиях о тебе, на ее потребности в нежности, и она склонится на твою сторону. Она ничего не сможет с собой поделать.

Оливер кивнул и собрался уходить, но суровость в голосе Элли заставила его остановиться.

— Ты ведь не думала, что мы все окажемся здесь, правда? — спросил он. — Никогда не знаешь, что найдешь.

Она поднесла стакан к губам.

— Я думала, что выиграла конкурс.

Оливер вернулся в свою комнату, зная, что она лжет, но не зная, почему и в какой степени. Но он также знал, что это не имеет значения, пока он пользуется ее расположением.

Настоящее время

Элли извернулась и укусила Оливера за руку, но он все же смог удержать ее.

— Сунем ее сюда? — предложила Мэв, открывая дверь.

Он едва не выпустил ее, когда увидел копию комнаты Элли на Колдуэлл-стрит.

Ему помогла паника самой Элли. Она упала на колени, и, воспользовавшись ее замешательством, Оливер смог поднять ее и снова крепко обхватить.

— Ну, разве не идеально для тебя, лживая тварь? — Он выплюнул ей это в ухо и толкнул внутрь.

Мэв захлопнула дверь и крепко держала ручку, пока Оливер подтаскивал кресло, чтобы заблокировать выход. Элли бушевала с другой стороны. Никаких слов, только визг и удары кулаками в дверь.

Оливер, обессиленный, прислонился к стене. Мэв прижимала к груди дневник. Прошлой ночью он хотел заручиться поддержкой Элли. В смерти Каллума в первую очередь подозревали именно его, и он понимал, что ему нужен союзник, который, если понадобится, встанет на его сторону. Двадцать лет назад они с Элли, как правило, разделяли взгляды друг друга, и Элли казалась ему лучшим выбором. Он и не подозревал, что на самом деле все это время она была его билетом на выход отсюда. Если бы он знал, что было в дневнике… Он мог бы сдать Элли. И тогда, возможно, Холлис и Лорна были бы живы. Он