– И что теперь?

– Ну ты даешь! Альбиноса нет, а Питон говорит, что до нас дела никому нет... Нам теперь не нужно прятаться, понимаешь?

– А Лайма?

– Что, Лайма? Ей сейчас не до тебя! Питон сказал, что менты на нее насели... Правда, с нее как с гуся вода. Ничего не видела, ничего не знает. А улик никаких... Питон говорит, что со дня на день ее ждут...

– Зачем?

– Ну, она же первая в системе после Альбиноса...

– В какой системе?

– В мафии... Там все, девочки, наркота. Я же тебе говорил... Все очень серьезно...

– Если все серьезно, то Лайма будет меня искать... И Егор тоже. Ведь он с ней, да?

– Чего не знаю, того не знаю...

– Я знаю. Они сейчас вместе... Они будут меня искать...

– Зачем? – от волнения у Жени дернулась щека.

– Чтобы убить... Вдруг я на них заявлю, что тогда?

– В смысле, заявишь?

– Ну, ты же говоришь, что с них как с гуся вода. Потому что улик нет. А я против них – живая улика. Скажу, что Лайма меня похитила, и все...

– Но ты же не скажешь? – напряженно посмотрел на нее Женя.

– Почему не скажу?

– Потому что тебе никто не поверит... То есть сначала, может, и поверят, а потом саму во всем обвинят. Ты же для ментов наркоманка, а наркоману веры нет...

– Ну, может быть, – не стала спорить Вероника. – Да и не собираюсь я никуда заявлять... Мне бы чуть-чуть зарядиться, и больше ничего не нужно...

Женя кивнул. Достал из тайника крохотный пакетик, передал ей. Вероника жадно схватила «чек», вернулась к комнату, где под кроватью валялась бумажная трубочка, через нее втянула в ноздри наркотик.

Кайфа не было. Но на душе все равно полегчало, и жизнь просветлела. Еще бы героину чуток, и можно песни от счастья петь.

– Ты мне про Лайму расскажешь? – спросил Женя.

Он лег к ней в постель, обнял. Вероника заметила, что тело его напряжено... Вроде бы и нет Альбиноса, но парень, по-прежнему, чего-то боится.

– Что тебя конкретно интересует? – поморщилась девушка.

Так не хотелось копаться в этой теме. Лежать бы и лежать без движения.

– Ты ее боишься?

– Нашел, когда спрашивать. Сейчас я ничего не боюсь... Может, у нас роман с ней был, – дурашливо хихикнула Вероника.

– Не понял.

– Ну, я ей нравилась, она ко мне приставала... И знаешь, ей очень не понравилось, что Альбинос меня к себе забрал...

– А то, что Егор с ней?

– Ну, Егор... Она меня с Джинном хотела попробовать. Потом вроде бы расхотела. И Джинна прогнала...

С одной стороны, Вероника говорила правду, но с другой – осознавала, что не должна была Жене об этом говорить. Но ее несло...

– Может, она меня на пару с Егором хочет? – спросила девушка. И снова засмеялась, как веселая дурочка.

– А ты бы хотела?

– Хотела бы я?.. У Лаймы героин... А у мамы его нет... Женя, отвези меня к маме!

Это был всего лишь каприз, который вдруг резко перерос в навязчивую идею.

– Женя, отвези меня к маме, ну, пожалуйста!.. Ты слышишь меня или нет?

Она оседлала парня и кулачком ударила его в грудь. Он схватил Веронику за руки, с силой перевернул на спину.

– Она же тебя предала!

– Меня все предали!.. И ты тоже!

– А вот не надо! Я тебя не предавал!

– А телефон зачем спрятал?.. Может, я маме хотела позвонить!.. Дай мне телефон, пусть мама за мной приедет!.. Или ты меня к ней отвези! Ну, отвези, пожалуйста!.. Или дай позвонить!..

Она билась в истерике, а Женя держал ее за руки, не позволяя вырваться. А потом вдруг оказался у нее между ног... Ему опять было мало. А она хотела к маме и не хотела быть его вещью... Он выл паровозным гудком, а она плакала от обиды и боли.

Прокурорский майор был похож на красавца-гренадера – рослый, видный; новенький, с иголочки мундир, сидел на нем как влитой. И говорил он напористо, то с одной стороны к делу подойдет, то с другой. Шуму от него было много, но все без толку.

– Но вы же знали гражданина Ревякина! – настаивал он.

– Понятия не имею, кто он такой.

– Но вас же видели вместе.

– Где и кто?

– Есть люди, и я их вам покажу.

– Вот, когда покажете, тогда и поговорим!

Его можно было сравнить с кучером, который лихо гнал своих коней, но карета, которой он правил, была без колес и едва волочилась по наезженной дороге.

– Но я не могу вам их показать.

Он понимал, что не в силах взять Лайму в оборот, поэтому кривился с досады.

– Почему?

– Есть такое понятие, как оперативная информация...

Он с надеждой смотрел на нее, как будто ждал, что эта жалкая наживка будет проглочена.

– У вас, может, и есть, а я девушка законопослушная и к уголовщине никакого отношения не имею. И что такое оперативная информация, увы, не знаю...

– Ну да ладно, не знаешь! И на вокзалах тебя никогда не снимали, да?

– Что-то я вас не понимаю, товарищ майор, – свирепо повела бровью Лайма.

Конечно же, она знала, что такое оперативная информация. И даже сама на заре своей карьеры помогала операм задержать своего третьего по счету сутенера. Она тогда попалась на проституции; прямо в отделении, в грязной камере отдалась ментам, но этого им оказалось мало. Ее банально развели на протоколе. Сказали, что выпускают на свободу и предложили подписать «пустую формальность». А это были ее «признательные показания» в краже. И чтобы не загреметь за решетку, пришлось сдать своего сводника. Ну и затем она еще несколько раз оказывала ментам мелкие услуги – про того скажет, на другого покажет. В общем, работала на них как агент, поставляла им ту самую оперативную информацию, о которой сейчас шла речь. Но, менты, как правило, не сдают своих агентов. И то, что кто-то из оперов слил прокурорскому майору правду о прошлом гражданки Никодимовой, ничего не значило. Стукач – это не свидетель.

– Да все ты понимаешь... Шарахалась по вокзалам, прибилась к Альбиносу, он тебя приютил, обогрел. Ты сначала собой для него торговала, потом поднялась... Особняк у тебя роскошный, видно, что высоко поднялась...

– Это что, обвинение?

– Нет, пока что предположение.

– Да, ну тогда предполагать будете в присутствии моего адвоката...

– Ох, напугала! – скептически сказал майор.

Но Лайма смотрела немигающим взглядом, гипнотически, подавляюще. Она твердо верила в себя, и этим заставила майора поверить ей. Он понял, что без адвоката она не скажет ни слова.