…Зима под Брайзахом в верховьях Рейна; поле боя. Трупы, укрытые снегом, словно небольшие холмики, усеивают пустынный пейзаж. Днями напролет они с Якобом скачут по разрушенным, вымершим деревням, выжженным городам; сгорбленные существа тянут по улицам телеги с умершими от чумы. Зачастую эти существа — единственные выжившие в этом опустошенном мире. Непомук читал Библию, он знает о пророчествах Иоанна. Уж это ли не апокалипсис? Иногда он спрашивает себя, как они с Якобом живут среди всего этого и не превращаются в животных, как многие другие. Наверное, это все разговоры у костра по вечерам, споры о законах механики, о медицине и морали; это множество книг, спасенных ими из обугленных руин, — и вера. Непомук чувствует ее, когда преклоняет колена перед оскверненным алтарем в деревенской церквушке. Пока Непомук молится, Якоб ждет его снаружи. Он не желает молиться Богу, который допустил все это, и говорит, что верит лишь в свой разум и законы. И больше ни во что.

Но когда Непомук выходит наконец с задумчивым видом из церкви, он видит в глазах друга нечто напоминающее зависть…

Тихий шорох над головой заставил аптекаря вздрогнуть. Непомук взглянул наверх: в темноте мигнула и начала расширяться узкая полоска света. Кто-то поднимал крышку люка. На поверхности, похоже, занимался рассвет.

Монах закрыл глаза руками: даже тусклого света хватило, чтобы его ослепить. Лишь через некоторое время он сумел разглядеть в проеме несколько лиц: это оказались не стражники, а простые люди, одетые как ремесленники и крестьяне. Человек шесть из них вглядывались в дыру, силясь рассмотреть хоть что-нибудь. Некоторых Непомук помнил еще со вчерашнего вечера, когда его под беспорядочные крики толпы выволокли из ящика и отвели в очистную башню.

— Эй! Он там живой вообще? — спросил крестьянин с круглым лицом. — Он даже не шевелится, да и я ничего не вижу. Если он помер, то я потребую назад свои деньги.

— А ты швырни вниз камень, тогда и посмотрим, — посоветовал бородач рядом с ним. — Только осторожнее, в голову не угоди, иначе всех нас знатной казни лишишь!

Все дружно рассмеялись, вместе со взрослыми веселились и дети. Затем вниз неожиданно устремился огненный сгусток. Непомук ловко прянул в сторону и ободрал при этом плечо о каменную стену. В глазах потемнело от боли, и монах вскрикнул. На пол рядом с аптекарем упал чадящий факел. К счастью, солома была слишком сырой и не загорелась.

— Смотрите, какой он уродливый! — воскликнул круглолицый. — Солдаты не врали, он и в самом деле похож на жирную жабу!

— Эй, колдун! — взвизгнула какая-то женщина. — Летать умеешь? Давай, взлетай к нам! Или метлу отобрали?

Крестьяне снова засмеялись и загомонили. Непомук обхватил голову руками и попытался отрешиться от всего окружающего. Но в него снова чем-то бросили: в этот раз комком глины, который пришелся аптекарю по спине. Монах скривился от боли, а на него посыпались новые камни вперемешку с гнилыми свеклами и кочерыжками, и вот уже целый град из всевозможных снарядов обрушился на аптекаря.

— На, жри, жирная жаба, жри! — вопила женщина. — Жри, набирайся сил перед пыткой!

— Пошли вон! Убирайтесь к дьяволу! — раздался вдруг низкий голос, чей владелец явно не привык к возражениям. — А ну прекратить! Пришибете его еще!

Толпа зароптала, но град прекратился.

— Мы заплатили немалые деньги, чтобы посмотреть на колдуна! — пожаловался бородач. — А теперь нам даже побросаться в него нельзя?

Непомук между тем набрался смелости и снова поднял голову. Факел в соломе погас, но блеклого света в яме хватило, чтобы разглядеть одетого во все черное человека. Лишь волнистые, зачесанные назад волосы оказались белыми, словно человек этот постарел гораздо раньше своего времени. На вид ему было лет сорок; узкий жилет подчеркивал его мощный стан и сильные руки. Он склонился над ямой и опустил факел вниз, так что пленник на мгновение встретился с ним глазами. Непомук невольно отшатнулся. Глаза этого человека сверкали красным, в точности как у крыс внизу. И так же злобно. Незнакомец рассматривал его, как предназначенного к убою теленка.

— Ну, сохранился вроде неплохо, — пробормотал он. — Вот и слава богу. — Затем развернулся к толпе, сбившейся, видимо, где-то позади него, и пригрозил: — Не путайтесь в мое дело! Если вы его пришибете, то свой заработок я буду драть с вас. И возьму недешево, уж поверьте. Ясно вам?

— Хорошо, мастер Ганс, — послышался напуганный голос. — Мы… у нас и в мыслях не было. Но это же колдун, что ж ему будет-то от пары камней…

— Брехня! — прошипел седовласый мужчина. — Поверьте, я знаю этих колдунов. Стоит их только засадить в яму, так они вопят и калечатся не хуже нас. От меня еще ни один не улетел.

Он бросил последний, оценивающий взгляд на Непомука, словно прикидывал, сколько денег сможет выжать из этого куска мяса. Затем проем снова задвинули крышкой; полоса света становилась все уже, пока камера снова не погрузилась в кромешную тьму.

— Возвращайтесь завтра! — донесся приглушенный голос через гнилые доски. — Если судья не передумает, то уже завтра начнем допрос. За крейцер с человека пущу вас во двор, и тогда сможете послушать вопли колдуна.

Послышались шаги, начали затихать, и вскоре остался лишь насмешливый крысиный писк.

Уже завтра, Непомук! Завтра тебе начнут выдирать ногти и дробить ноги! Спи спокойно, Непомук, пусть тебе снится рай. Ведь завтра тебя ожидает ад.

Монах, который прежде и сам был палачом, отвернулся к стене и заплакал, точно ребенок. Глядя в красные глаза палача, он понимал, что повстречался с собственной смертью.

Вот Непомук и познакомился с мастером Гансом.

Пятница 18 июня 1666 года от Рождества Христова, раннее утро, в лесу Андекса

Едва лишь рассвело, Куизль и его спутники оставили позади всеобщую суету и шагали теперь вдоль монастырской стены, что тянулась к северо-востоку параллельно долине. Внуков палач по очереди нес на плечах, и малыши, покачиваясь, точно на корабле, глазели с высоты на луга и время от времени драли дедушку за волосы. Симон с Магдаленой шли впереди. При этом дочь палача постоянно озиралась с опаской по сторонам. Не так уж и просто в столь многолюдном месте, как Андекс, найти укромный уголок, чтобы поговорить.

— Я, как только узнала, что где-то разгуливает этот полоумный, ни на минуту успокоиться не могу, — призналась она со вздохом. — Не лучше было бы поговорить где-нибудь в церкви или трактире? Там нас хотя бы никто не тронет.

— Чтобы любой желающий мог нас подслушать? — Симон покачал головой. — До тех пор, пока мы не знаем, кто стоит за всеми этими событиями, чем меньше людей будет знать о наших действиях, тем лучше. Я уже никому в этом монастыре не верю. Все эти монахи — сборище лжецов и интриганов.

Дальше двигались молча. Несмотря на раннее утро, навстречу им вдоль обветшалой стены шли многочисленные паломники, которые умывали глаза в целебном источнике возле часовни Святой Елизаветы. Ручей якобы помогал от слепоты и прочих глазных болезней. Симон чувствовал, что и его глазам немного прохладной воды пошло бы на пользу. Он до поздней ночи листал Андексскую хронику, но и там не нашел ничего, что подсказало бы им, кто мог стоять за похищением Виргилиуса.