— Зачем?

— Не знаю. Но представить себе, что он просто исчезнет и я его никогда больше не увижу…

— Ты его и не видела, — заметил Толстячок.

— Это фигура речи. Представить, что я больше никогда не скажу ему «привет, Тагир», не увижу его строчек, не прочитаю ни одного слова, что он просто исчезнет без следа, — нет, такого продолжения я принять не могу.

— А если бы он встретился с тобой вчера и оказался страшным разочарованием?

— К разочарованиям я привыкла, пережила бы. Но только не так.

— Понятно, — вздохнул Юрий.

— Что понятно?

— Неопределенности ты не любишь.

— Я не… не в этом дело. Я чувствую, то есть знаю, что он не мог просто так не прийти. Что-то случилось.

— Это иллюзия и ничего больше. Стоит быть готовой к тому, что продолжения истории не будет.

— Может быть, но для собственного спокойствия я хотела бы знать наверняка, услышать какое-нибудь объяснение.

— Понимаю. Тут тебе лучше знать, как поступать. Но я в общем-то не для душеспасительных бесед заглянул. Володя передал для тебя конверт, сейчас принесу.

Рожков вышел, и Настя опять взглянула на ноутбук. Идей, где бы поискать еще, не было, оставалось только ждать. Ждать и надеяться, что ожидание не будет бесплодным. Для очистки совести Стася заглянула в ЖЖ Тагира, но новых записей там так и не появилось. Тишина.

Через пять минут Юрий принес пухлый пакет и вежливо оставил Настю наедине с новостями. В пакете обнаружилось свидетельство о разводе и пояснения от адвоката: госпожа Райнес со вчерашнего дня считалась свободной женщиной, за штампом в паспорт она могла в любое время зайти в загс, Ваня претензий к ней не имел, о чем была составлена соответствующая бумага.

Вот и все. Четырех лет жизни как не бывало и Вани тоже. Те новости, которые еще вчера несказанно бы ее порадовали, сегодня были просто строчками на бумаге. Она свободна, но в этом больше нет смысла.

После обеда Анечка смогла уговорить подругу выйти с ней и детьми на прогулку: сидение за ноутбуком результатов не приносило, а почту проверять можно и не каждые пять минут. Настя оторвалась от компьютера, но всю прогулку нервничала: вдруг, пока она тут играет в снежки и катает детишек с ледяных горок, Тагир появится в Сети и они разминутся.

— Успокойся, — утешила Аня подругу, — он увидит твое письмо и ответит.

— Не письмо, а письма, — решила быть до конца откровенной Стася.

— О боже, пусть письма, тем более, — закатила глаза Анечка. — Найдется твой Тагир.

— У меня дурное предчувствие, мне как-то не по себе.

— Спать ночью надо — и предчувствий не будет, — отрезала подруга.

— Мне адвокат сегодня свидетельство о разводе передал, — решила сменить тему Настя.

— О! А у нее предчувствия дурные! Радоваться надо — так легко избавилась от муженька.

— Ну, квартиры у меня теперь нет. Придется возвращаться к родителям. И страшно представить, что они мне скажут по поводу квартиры. Она ведь мне от бабушки досталась, просто приватизировали мы ее с Ваней на двоих.

— Квартиры — дело наживное. А вот от Ванечки надо было избавляться поскорей. Заработаешь еще себе жилье, теперь ты начальница.

— Это все так, но родители будут недовольны.

— Разберешься, не маленькая.

— Естественно, — вздохнула Настя. — Может, домой пойдем?

— Гуляй, дыши кислородом — ночью крепче спать будешь.

Стася обреченно вздохнула и пошла вынимать одного из близнецов из сугроба.

Вечером, когда весь дом уснул, Настя, уже почти не надеясь, проверила почту, заглянула в чат и решила скрасить ожидание чтением дневника Тагира. Сон сбежал — Стася предчувствовала бессонную ночь.

Со времени знакомства с Тагиром Настя читала все записи в «Тагиричье», но более ранние просто просмотрела. Теперь ей хотелось прочитать все внимательно, ведь вполне вероятно, что только это у нее теперь и осталось.

Настя отлистала дневник назад, на весну прошлого года и…

Умирать легко.

Никто не любит думать о смерти, но все же все думают. Мне иногда кажется, что, думая о смерти, мы ее приближаем. Это работает, как табу на названия зла у первобытных племен: ты называешь ее по имени — и она слышит. Она выглядывает отовсюду: из-за забора Ваганьковского кладбища, из мчащегося реанимобиля и даже из зеркала.

После больницы бриться страшно — она смотрит на меня моими глазами. Зовет. Шепчет. И, кажется, я сейчас услышал, что она говорит. «Умирать легко».

Стася могла поклясться, что… этой записи раньше не было. Вот, парой дней раньше, это она уже видела: «Кадровик — фотограф». И чуть позже: «Увещевание — шоппинг». А вот этого, холодного и страшного, не было.

Вздрогнув, Стася стала пролистывать дневник Тагира страница за страницей. И все чаще среди веселых слоганов, юмора и остроумных жизнеописаний возникало оно — другое лицо Тагира. То, чего она не знала, то, что заставляло ее холодеть.

Он умирает. Пятница… Может быть, уже умер…

Мелькали незнакомые имена, Настя старалась вникать во все и вскоре уже знала, как зовут всех членов семьи Тагира, только не знала, как зовут его самого. Маргарита Викторовна — мать, Маша — погибшая жена, Илья — сын, Веня — лучший друг, Сергей — компаньон. И последствия ранения, которые медленно, но верно сводят его в могилу.

Вот уже девять месяцев Тагир не живет, а выживает. Все пошло по самому плохому сценарию: диета и лекарства не помогли, свидания с «искусственной почкой» становились все чаще. Он, конечно, стоял в очереди за донорской почкой, но эта надежда была призрачной: доктора сетовали на то, что найти совместимый орган будет очень сложно. Доноры появляются редко, чаще всего пересадки делают от родственников, а его мать не может стать для него донором. Даже Веня уже проверился на совместимость, хотя он категорически запретил ему это делать. Друг даже предлагал найти криминального донора, но Тагир категорически отказался.

Оставалось только доживать. Стараться прожить как можно дольше, стараться остаться с сыном еще один год, еще хоть немного. Но и надежда уходит.

Конец близок. Даже ближе, чем казалось в самых страшных снах.

Он умер. Поэтому и не пришел. Настя плакала навзрыд, захлебываясь слезами. Он умер, и она его не увидела, не узнала, как это — быть с ним рядом. Необратимость.

Строчки расплывались, смысл ускользал. Раньше она не видела этих записей, даже намека на такое, ничего, что могло навести на мысль… Значит, эти записи были закрыты. А теперь он их открыл, то есть… Он ушел без надежды вернуться.

И ей не оставил надежды. Вытирая слезы, Настя лихорадочно листала страницы, пытаясь найти в дневнике хоть какой-то намек на то, как Тагира зовут в действительности.