Хотя вокруг никого нет, Роберт говорит шепотом.

— Ты чокнутая. Надо вернуться.

Лили выводит Роберта на середину улицы, останавливается и показывает пальцем вверх: «Смотри».

Напротив собора возвышаются кирпичные постройки, принадлежащие церкви. Дети стоят перед входной дверью с причудливой каменной аркой (Лили не знает, как называется этот архитектурный стиль), раскрашенной в розовый и белый тона. На вершине арки, вцепившись в нее когтями передних лап и заглядывая вниз поверх круглого окошка, сидит Кролик-Вампир Ньюкасла.

Роберт роняет смешок. Смотрит на Лили, словно видит ее в первый раз. Усмехается еще раз.

— Это что… это кролик, что ли?

Лили складывает руки на груди. Улыбка способна зажечь новогоднюю елку.

Кролик-Вампир на самом деле выкрашенная черной краской горгулья. Когти и зубы — цвета крови. Широко открытые, страшные глаза. Уши длинные, как у зайца, и, если долго смотреть, кажутся крыльями летучей мыши или беса.

Роберт шутит:

— Глянь на его зубы. Он что, болен бешенством?

Лили ворчит и толкает его в плечо. Толкается Лили тоже больнее всех. Роберт не потирает ушибленное место, чтобы не показывать, как ему больно.

— Здесь не Америка, — цедит Лили сквозь зубы с таким видом, будто ей стыдно об этом говорить.

Лили вкратце, но достоверно передает Роберту историю о том, как в городе начали орудовать расхитители гробниц, пока однажды на пороге этого дома не появилось существо ростом в два с половиной метра в облике Кролика-Вампира (Лили не берется утверждать, что существо действительно было похоже на кролика) и не перепугало грабителей насмерть. Благодарные горожане изготовили статую горгульи, которая с тех пор отпугивает гробокопателей.

— Ведь действует же, а? — заканчивает рассказ Лили. — Ты видел, чтобы вокруг ошивались гробокопатели? Если только ты сам не один из них. Если так, я лучше сделаю ноги, пока он не свернул тебе шею.

Роберт нервно улыбается:

— Я не грабитель. А история настоящая?

Лили рассказывает, что некоторые люди видят в Кролике-Вампире дальнего родственника Пасхального зайца, предвестника весны («Бешеный Пасхальный заяц», — вставляет Роберт), другие считают его символом масонов, третьи — хитроумным стебом против англиканской церкви.

— Никто толком не знает, — заканчивает она. — Баю-бай, сассафрас.

Роберт отрывает взгляд от кролика:

— Сасса… что?

Лили краснеет.

— Байю-бай, сассафрас — старая поговорка. Означает, что все на свете ерунда.

— Ну-ка, повтори.

— Не буду.

— Когда ты это произносишь, у тебя другой акцент. Как будто кто-то другой вместо тебя говорит.

— А ты говоришь как задрот. Отныне и навсегда.

Лили настаивает, что уже не маленькая и сама дойдет три квартала от школы до дома. Два раза в неделю она вступает в односторонний спор с бабушкой. Лили использует графики и видеопрезентации с музыкальным сопровождением и звуковыми эффектами (она мечтает снимать кино, когда вырастет), прибегая ко все более изощренной аргументации, доказывая, что немножко заслуженной свободы лишь пойдет на пользу становлению ее характера и облегчит жизнь всем обитателям дома. Бабушка терпеливо слушает и ласково улыбается, пока Лили не закончит свое выступление, после чего говорит «нет». Призывы к дедушке и тете, которых (не мытьем, так катаньем) удалось перетащить на свою сторону, не оказывают на бабушку ни малейшего воздействия.

После возвращения из поездки в Ньюкасл Лили идет домой из школы в сопровождении бабушки. Несмотря на то что состязание воли в отношении безнадзорного возвращения домой достигло эпического накала, если не развязки, Лили обожает и немного побаивается бабушку. Она из кожи лезет, чтобы лишний раз выжать из бабушки фирменную усмешку, словно говорящую «я не одобряю, но ты, однако, не подарок».

Лили никогда не врет и ничего не скрывает от бабушки. Она рассказывает о школьной поездке и о том, как тайком сбежала посмотреть на Кролика-Вампира. Бабушка не одобряет поступка и прямо об этом говорит, хотя описание поведения невольного соучастника Лили, боязливого, как мышь, издерганного Роберта заставляет бабушку против воли усмехнуться.

Лили с трудом поспевает за бабушкой. Они вскоре подходят к дому, стиснутому с обеих сторон другими домами, с камышовой кровлей, кирпичными стенами и белыми шпалерами.

— А тетя уже вернулась? — спрашивает Лили.

— Вернулась.

Лили первой вбегает на кухню. Тетя и дед сидят на своих обычных местах за уютным круглым столиком, накрытом клеенкой веселенькой расцветки. Оба смотрят поверх оправы очков, вероятно, читают одни и те же новости, только дедушка горбится над газетой, а тетя склонилась над планшетом. Прежде чем сказать «привет», «дай я тебя обниму и поцелую» и «как дела сегодня», они улыбаются тихой узнающей улыбкой.

Лили сначала подходит к дедушке. Он всегда сидит напротив выхода из кухни — ему так легче подняться из единственного кресла за столом, у которого есть подлокотники. Трость прислонена к правой ноге. Артрит плечевых суставов донимает его больше, чем он признается. По утрам дедушка частенько спрашивает Лили, стал ли он уже маленьким симпатичным старичком, каким всегда хотел быть. Она говорит, что стал, шутя, что сомневается насчет симпатичности. Когда Лили была младше, ее коробило от определения «маленький».

Чмокнув деда в заросшую щетиной щеку, Лили объявляет, что видела Кролика-Вампира. Бабушка качает головой, но никому не говорит, что Лили сбежала с экскурсии.

— Это будет получше моих школьных поездок, — замечает дедушка. Он встряхивает газетой — такова его манера ставить точку в разговоре — и снова погружается в чтение.

Лили пролезает мимо деда к тете Моле. Мола всегда сидит на стуле, прислонившись спиной к стене, зажатая между отцом и матерью, как будто примирилась с неволей. Все взрослые старые, но Лили знает, что тетя Мола, несмотря на почти полностью седые волосы, моложе остальных.

— Иди сюда, поцелуй меня, милая, — расставляет руки тетя. Лили не знает места надежнее, чем ее объятия. Тетя мычит, делает вид, что сжимает ее изо всех сил, но, как всегда, очень осторожна. — Ты стала такая большая.

— У-у, ты это каждый день говоришь.

— И каждый день это правда.

— Раньше меня домой вернулась? Опять уроки отменила, доктор тетя? — Лили хихикает собственной шутке.

Тетя Мола преподает биологию и естественные науки в небольшом морском университете. Лили совсем недавно узнала, что она раньше была детским врачом, но бросила эту работу перед переездом в Англию.

— Не умничай. У меня сегодня было только одно утреннее лабораторное занятие. Увы, у нас не бывает кроликов-вампиров.

Еще немного поболтав — скорее для пользы взрослых, чем для своей, — Лили убегает из-за стола, оставив торчать за ним тотемы деда, бабушки и тети. Они отсюда не сдвинутся, пока не наступит время готовить ужин.