на COVID-19. Я внимательно осмотрел пациента. Кожа на тыльной стороне его ладоней была тонкой, как бумага, а вены напоминали синих червей, ползущих по рукам. Верхняя пуговица его пижамного топа была расстегнута, и я мог видеть его грудину и ребра. При обычных обстоятельствах я бы взял его за руку, но теперь не мог этого сделать из-за риска заразиться.

Я вышел из комнаты, чтобы поговорить с сотрудницей дома престарелых.

– Скорее всего, у мистера Торнтона коронавирус, – сказал я. – Он в настолько тяжелом состоянии, что мы не можем его госпитализировать. Давайте постараемся сделать так, чтобы ему было максимально комфортно. Я договорюсь о доставке необходимых препаратов и поговорю с патронажными медсестрами. Полагаю, ему осталось недолго.

Сотрудница не спросила, буду ли я делать мистеру Торнтону тест на коронавирус. Мы оба знали, что у меня нет такой возможности. Вместо этого она кивнула и спросила:

– Вы поговорите с его женой?

– Да, я позвоню ей по возвращении в клинику, – ответил я.

Подойдя к машине, я сорвал с себя пластиковый фартук. Ситуация была непростой. Мистер Торнтон стал третьим заболевшим коронавирусом в том доме престарелых, и я был уверен, что далеко не последним. Зная, насколько заразно это заболевание и сколько жизней оно может унести, я ужасно себя чувствовал, покидая дом престарелых, где он бушевал. Я думал о женщине, с которой я только что разговаривал, и понял, что даже не спросил ее имя. Я всегда узнавал имя своего собеседника. Неужели я так стремился поскорее уйти, что часть меня осталась за дверью? Та женщина, вероятно, боялась вируса не меньше меня, но была на своем рабочем месте, чтобы ухаживать за беззащитными стариками.

Птица, севшая на капот моей машины, отвлекла меня от тяжелых мыслей. Это была малиновка, и ее красная грудка отражалась в металлическом кузове автомобиля. Она держала что-то в клюве, наверное, кусочек шерсти. Птичка посмотрела на меня через стекло, а затем упорхнула в сторону живой изгороди. Она вернулась практически сразу, но теперь в ее клюве ничего не было. Я хотел рассмотреть пташку ближе, но мои движения спугнули ее, и она улетела. Внутри живой изгороди я заметил гнездо, аккуратно свитое из материалов, собранных малиновкой. В природе все шло своим чередом. В некотором смысле это успокаивало.

Я завел двигатель и направился в клинику.

Вернувшись, я набрал номер миссис Торнтон. При других обстоятельствах я бы договорился встретиться с ней в доме престарелых или клинике, чтобы сообщить печальные новости. В таких ситуациях разговор лицом к лицу считался золотым стандартом. Вы можете следить за языком тела собеседника, протянуть ему салфетку или взять за руку. К сожалению, все изменилось.

– Алло? – ответила миссис Торнтон.

– Миссис Торнтон, это доктор Хан, – сказал я.

– О, здравствуйте, доктор Хан. Сотрудники дома предупредили меня, что вы позвоните. Они сказали, что Сирилу плохо.

– Ему действительно плохо, миссис Торнтон. Они сказали вам, насколько?

Прежде чем двигаться дальше, всегда было полезно узнать, как много известно родственникам.

– Нет, они только сказали, что вы позвоните. Он в очень тяжелом состоянии, да? – голос женщины дрогнул.

Такие новости тяжело объявлять и при личном разговоре, но делать это по телефону еще сложнее.

– Миссис Торнтон, к сожалению, состояние вашего мужа значительно ухудшилось ночью. У него поднялась температура и появились трудности с дыханием. Я не думаю, что это обычная инфекция дыхательных путей.

– Это коронавирус, да? – спросила она тихо.

– Я думаю, что это наиболее вероятный диагноз, – мягко ответил я.

– Ранее на этой неделе мне позвонили и сказали, что у одного из жителей дома обнаружили коронавирус. Я знала, что Сирил тоже заболеет, – сказала она, не сдерживая слез. – Такие люди, как мы, не выздоравливают, да, доктор Хан? Я имею в виду пожилых.

– Я думаю, что пожилой возраст в сочетании с хроническими заболеваниями повышает риск, – сказал я.

– Его направят в больницу? – спросила она с неожиданной надеждой в голосе.

– Больница сейчас не лучшее место для вашего мужа. Он слишком слаб для лечения. Я обещаю сделать все возможное, чтобы ему было максимально комфортно.

– Слова «максимально комфортно» означают, что он умрет, – довольно резко сказала она, но тут же извинилась: – Простите, я не хотела этого говорить.

– Все нормально, миссис Торнтон, – отозвался я. Она имела право говорить что угодно.

– Хуже всего то, что я не могу увидеть его, – сказала она. – В доме престарелых сказали, что если ему станет совсем плохо, то меня к нему пустят, поскольку это будут исключительные обстоятельства, но из-за своих проблем со здоровьем я не могу выйти из дома.

Миссис Торнтон перестала плакать, и теперь ее голос звучал безучастно.

– Я только что видел его, миссис Торнтон. Из-за инфекции его сознание стало еще более спутанным. Он бы не понял, что вы приходили. Вы правильно делаете, что не идете на риск.

– Вы так думаете?

– Да, – ответил я.

– Он умрет в одиночестве? – тихо спросила она. – Вы сказали, что он не понимает, кто рядом с ним, но мне бы не хотелось, чтобы он умер один.

– Я уверен, что, если его состояние ухудшится, кто-то из сотрудников дома престарелых будет рядом с ним, – солгал я. Многие работники были на больничном с симптомами COVID-19. Те немногие, что остались, в силу возросшей занятости вряд ли смогли бы сидеть рядом с мистером Торнтоном.

– Это хорошо, – прошептала миссис Торнтон.

– Миссис Торнтон, я могу еще чем-нибудь быть вам полезен? – спросил я, чувствуя себя совершенно беспомощным.

– Вы знаете, сколько мы женаты, доктор Хан? – спросила она. – Шестьдесят два года. Сейчас люди столько не живут вместе, правда?

Я ничего не ответил.

– Он сделал мне предложение в супермаркете. Мне было всего девятнадцать. Вы знаете еще кого-нибудь, кому сделали предложение в супермаркете? – рассмеялась она. – Он говорил, что хотел сделать это в парке чуть раньше, но не решился. Он был моим первым парнем. Мы встречались только три месяца, в то время это было нормально. Все мои подруги выходили замуж, поэтому я согласилась.

– Думаю, это был очень серьезный шаг, учитывая, что прошло всего три месяца, – ответил я, не зная, что сказать.

– Это было лучшее решение в моей жизни, – сказала миссис Торнтон. – Мне нужно позвонить нашему сыну, он должен знать. Он живет в Кардиффе. У него не было возможности приехать к нам с введения режима самоизоляции, и я сомневаюсь, что он сможет приехать сейчас.

– Я думаю, что эту причину сочтут уважительной для поездки, миссис Торнтон, – сказал я. Честно говоря, я не был в этом уверен, но я знал людей, которые выходили