От этого настроение Гри улучшилось. Он вымылся, переоделся в чистое и отправился к дому, который король щедро предоставил Элине и её людям. Дорога была неблизкой, и Гри успел много раз придумать тот разговор, который поведёт с Полли. Это был тот самый вечер, когда Элина посетила гномий банк, а Полли осталась вдвоём с Руфусом.

Гри сумел незаметно пробраться к дому через сад. Это было несложно, ведь слуги, зная, что хозяйки нет, чесали языками в людской. Бард заглянул в окно первого этажа — и ах! Какое потрясение ждало его! Полли вовсе не рыдала день и ночь, а мило беседовала с этим прощелыгой, этим баронским сынком, а этот негодяй и подлец даже улыбался ей! А он ведь знает, что она носит чужое дитя, зачем лезет к ней! От возмущения Гри даже забыл, что он решил расстаться с Полли. Как она вообще посмела болтать с этим… с этим… От возмущения Гри растерял все слова, которые собрался говорить.

Вдали послышался стук копыт Всадник ехал к дому. Гри присмотрелся и едва узнал Элину в форменном мундире. Сразу засуетились слуги, Рицпа вышла на крыльцо, чтобы встретить Элину. Только Полли и Руфус остались сидеть на местах, что ещё больше обозлило Гри. Он сам от себя не ожидал такого. Нет, при Элине он говорить ни о чём не станет. Да и хлыщ этот, сынок баронский, ни к чему. Гри, воспользовавшись суетой и суматохой, ускользнул тем же путём, что и пришёл.

Сегодня он впервые пошёл в трактир без читарры. Он хотел не играть и петь, а напиться. Нет, он вовсе не желал вернуться к Поллианне. Он желал, чтобы она вела себя скромнее, вот что! Она тоже могла бы поговорить с Гри, выяснить, почему же он так с ней поступил, могла бы поплакать, попенять ему, это было бы так понятно, так естественно, так… по-женски! Но Полли — нет, какова, а? Даже не думает плакать и сокрушаться? Её явно кто-то надоумил…

Гри недолго оставался за трактирным столом в одиночестве. Откуда-то взялись двое незнакомых парней, с которыми быстро завязалось знакомство, а чуть позже Гри почему-то рассказал им о своих терзаниях.

— Бабы! — пренебрежительно молвил один из парней.

— Что с них возьмёшь! — поддакнул другой.

Гри высказал свои опасения, что его бывшая подружка находится под дурным влиянием, и собутыльники моментально поддержали его, высказав всё, что они думают о женщинах вообще и об Элине в частности. Гри, даже в таком помутнённом состоянии, как сейчас, сообразил, что болтает лишнее и что дара Элина вовсе не заслуживает таких эпитетов. А уж если донесут Рэйшену, то он вправит молодому барду мозги, причём будет резок и суров.

Правда, сказать об этом своим новым приятелям Гри уже не смог: за стол подсели девицы, молодые, весёлые.

— Ах, милый бард, не угостишь ли нас пивом? — прощебетала одна.

— А к пивку и чего вкусного, может, закажешь? — подхватила другая. — Я тебя знаю, ты поёшь здесь часто, и песни твои такие сладкие!

Третья ничего не сказала, лишь спустила платье с плеч пониже, открывая белое округлое плечо. Гри осоловелыми глазами смотрел на девиц.

— Не будь невежей, друг, — подтолкнул его один из парней. — Пригласи девушек, видишь, они и любезны, и собою пригожи!

Гри кивнул, словно болванчик, и девицы мгновенно уселись возле собутыльников. Одна из них даже прижалась бедром к ноге Гри. В его сознании, залитом пивом, мелькнуло напоследок слово "любезные". Оно ассоциировалось у него с теми "прачками", которые за небольшие деньги принимали у себя Элининых кондотьеров. Но спущенный лиф и откровенные ласки под столом, липким от пива, живо вытеснили последние здравые мысли.

Новые знакомцы Гри заказывали еду и выпивку, не стесняясь. Сам бард не привык так много пить, в голове его всё помутилось, но отставать от новых приятелей не хотелось. Да и девицы были такие понимающие, всё поддакивали и в глаза заглядывали… Не то что эта Полли. Или тем более Элина.

Гри пришёл в себя от холода. Здесь, в Глорке, было прохладнее, чем в Жадвиле, и даже летом ночи были холодные. Рэйшен когда-то об этом рассказывал. Давно, ещё в Рудном Стане. Но раньше на постоялом дворе так холодно не было. И не было так мокро. Гри с трудом пошевелился. Всё болело, в особенности голова. В бок что-то впивалось.

Молодой бард со стоном поднял гудящую голову. Ох, Небеса, как Рэйшен мог столько пить да ещё и драться после этого? Проще умереть… Нет, стоп. Умирать можно в собственной постели, окружённым рыдающими поклонниками. А здесь… Собственно, а где это Гри находится? Придерживая больную голову обеими руками, Гри осмотрелся по сторонам. Он совсем не узнал улицу, на которой он находился. И канаву, в которой лежал, тоже не узнал. Как-то не доводилось ему раньше по канавам валяться.

Лежал Гри в поганой луже, и одежда его промокла. Один башмак был на ноге, а другой — валялся рядом, грязный до ужаса. Но самое худшее, что денег при нём не было, ни единой монетки. Где сейчас находились его вчерашние знакомцы, лучше было не думать. Гри понимал, что его попросту обобрали до нитки, де ещё и девок гулящих подсунули, чтоб быстрее подпоить и ограбить.

Вдалеке уже грохотали колёсами молочники, бакалейщики и зеленщики, которые развозили свой товар, над городом поплыл запах свежеиспечённого хлеба. Гри поморщился. Каждый перестук больно отдавался в голове, а от запахов его начало мутить. Как назло, совсем рядом раздался тяжкий топот сапог. Это шёл патруль Городской Стражи.

— Помогите! — слабым голосом прохрипел Гри.

Однако бравые стражники лишь посмеялись над неудачливым гулякой. Хорошо хоть из канавы помогли выбраться. До родного постоялого двора Гри добрался, когда добрые горожане уже обедали. Слуги, видя молодого барда в таком плачевном состоянии, лишь пересмеивались и подталкивали друг друга локтями. Помогла ему, как ни странно, грубая Акке.

— Эк тебя прижали-то! — ворчала она, практически волоком затаскивая молодого человека вверх по лестнице. — А нечего по трактирам тягаться, до добра это никого не доводило! Ещё и девки, небось, крутились рядом?

Гри молчал. Акке его слова и не требовались.

— А так тебе и надо! Зачем хорошую девушку обидел? Вот теперь и деньги твои прокутили, и голова с похмелья тяжкая. Да не приведи Небеса захвораешь, так и вовсе выступать не сможешь!

Гри по-прежнему молчал, но он точно знал, кто виноват во всём этом безобразии.