Говорят, что судьба — это характер. Розумиха была отчаянной оптимисткой и, несмотря на несчастную жизнь с пьяницей и драчуном, свято верила в грядущее счастье своих детей. За три дня до того, как полковник Вишневский вошел в притвор чемарской церкви, Розумихе приснился сон, что в ее хате под потолком сияли сразу и солнце, и месяц, и звезды. Соседи смеялись над ее наивными пророчествами о сказочном будущем сыновей. Но старая казачка чувствовала приближение счастья, видела его отблески в незаметных для других черточках обыденной жизни. Став потом камер-дамой двора императрицы Елизаветы Петровны, она не без удовольствия вспоминала: «Сыновья мои родились счастливыми: когда Алеша хаживал с крестьянскими ребятишками по орехи и грибы, он их всегда набирал вдвое больше, чем товарищи, а волы, за которыми ходил Кирюша (то есть будущий граф, кавалер, гетман Украины, президент Академии наук и генерал-фельдмаршал Кирилл Григорьевич Разумовский. — Е. А.), никогда не заболевали и не сбегали со двора».

И вот свершилось: Алеша уехал в столицу за своим счастьем. Вишневский представил Алексея Розума обер-гофмаршалу двора графу Левенвольде, и тот зачислил юношу в придворный хор. Однако вскоре, вероятно молитвами Розумихи, Алексея Розума услышала и увидела цесаревна Елизавета Петровна. И вот на одной из служб в придворной церкви она, как раньше полковник Вишневский, была потрясена голосом нового певчего Алексея Григорьева, а еще больше — необыкновенной красотой этого гибкого, смуглого, высокого парня с черными глазами, в которых светился ум, покой и юмор. Она влюбилась в этого певчего, своего ровесника. И хотя Алексей вскоре простудился, потерял голос и потом лишь играл на бандуре, из сердца своей красавицы он уже не выходил.

По воле цесаревны его тотчас перевели к ее двору. В реестре об отпуске придворным и служителям вина и пива имя «певчего Алексея Григорьева» значится выше музыкантов и певчих, среди имен камердинеров, и на день ему было положено выдавать по одной «крушке» вина и по четыре-семь — пива. Постепенно казачий сын стал при дворе цесаревны первым человеком, звался уже Алексеем Григорьевичем Разумовским, сладко ел и пил, мягко спал в опочивальне цесаревны. Он ведал имениями цесаревны, благосклонно выслушивал многочисленных льстецов. У него появилась масса небескорыстных друзей, которые вились вокруг того, кто держал в руках сердце веселой, неугомонной красавицы. И нужно отдать должное Разумовскому: он укротил Елизавету, стал ее повелителем почти на два десятилетия!

Возрастающее значение красивого певчего в 30-е годы XVIII века заметно по множеству писем и прошений на его имя о заступничестве, денежном пособии, помощи. Десять лет пролетели в празднествах, охотничьих забавах, поездках в загородное имение цесаревны Царское Село. Все это время Алексей Разумовский был рядом со своей возлюбленной. Однако ночью 25 ноября 1741 года «друга нелицемерного» (так цесаревна называла в письмах Разумовского) рядом с ней не было. Человек нетрусливого десятка, он воодушевлял подругу на подвиг, но при этом обладал природным тактом, чтобы вовремя уйти в тень, не появляться в гвардейской казарме в роковой час переворота — в ту ночь наследница великого Петра принадлежала не ему, а гвардии, Отечеству, России.

Ну а уже наутро, когда его панночка взошла на престол, он привычно стоял за ее спиной — теперь не просто певчий, а первый человек в империи. Награды, чины и пожалования сразу же хлынули на него золотым дождем. В день коронации Елизаветы Петровны на церемонии в Кремле 25 апреля 1742 года Разумовский нес шлейф и был пожалован чином обер-егермейстера и орденом Святого Андрея Первозванного. Так решила императрица накануне, написав: «Синия ленты дано: князю Василью Владимировичу, Алексею Григорьевичу и обер-егермейстером». Кроме этого Разумовский получил деревни и села в России и на Украине. Впоследствии он стал генерал-фельдмаршалом, хозяином Аничкова дворца. Если для бывшего украинского пастуха усыпанная бриллиантами звезда была в диковинку, то недавно выпущенный из тюрьмы старый фельдмаршал В. В. Долгорукий получал ее… во второй раз. Впервые он удостоился высшего ордена в краткое правление Петра II, но в 1731 году был лишен и наград, и поместий, и чинов, и свободы на долгие десять лет — так императрица Анна Иоанновна отомстила своим врагам из княжеского рода Долгоруких.

Согласно легенде, в дни пребывания двора в старой столице Разумовский выехал за несколько станций от Москвы навстречу матери, с которой не виделся больше десяти лет. Розумиха долго отказывалась признать в роскошном, холеном вельможе в бриллиантах и кружевах своего Олешу, пока тот, мало смущаясь блестящей свиты, не разоблачился и не показал матери родимое пятно, о котором знала лишь она да, может быть, Елизавета. Старушку переодели в фижмы, робу, причесали, нарумянили и повезли во дворец, где она тотчас пала на колени, приняв за императрицу собственное отражение в гигантском золоченом зеркале. Но потом, окруженная любовью сына и обласканная императрицей, Наталья Демьяновна быстро освоилась в Москве. Вернувшись к удобному ей малороссийскому платью, старая шинкарка (на деньги, посылаемые сыном, Розумиха после смерти мужа купила шинок и вела бойкую торговлю) принимала украинскую старшину, а потом, истосковавшись по Лемешам, отпросилась у царицы и сына домой. Сын всегда с любовью и почтением относился к матери, что хорошо видно из его писем ей: «Милостивая государиня матушка! Сказувал мне Степан Лутай, что желание есть, чтоби смотреть за теми дворами и хуторами, которие вы изволили сами покупать. И ежели то подленно так, то прошу мне уведомить, то я с радостию велю их отдать вам…»

Влияние Разумовского на Елизавету-императрицу после коронации не уменьшилось, а даже возросло. Все царедворцы, министры и генералы непрерывно, как тогда говорили, «ласкали» его. Как писал саксонский дипломат Пецольд, «хотя он прямо и не вмешивается в государственные дела, к которым не имеет ни влечения, ни талантов, однако каждый может быть уверен в достижении того, что хочет, лишь бы Разумовский замолвил слово». Лучше всего Разумовский чувствовал себя дома, вдали от затянутых пороховым дымом поприщ бессмертной славы. Ленивый, вальяжный, в парчовом шлафроке, он вместе с одетой по-домашнему императрицей обедал в кругу ближних людей за столом, который с помощью механизма поднимался с нижнего этажа, полностью сервированный и уставленный дымящимися яствами. В 1754 году такую машину показывали приехавшим на экскурсию в Царское Село иностранным дипломатам: «Пред обедом министры с особливым любопытством рассматривали машины столовые, а после обеда в скорости оные столы спущены и полы переведены были, чему особливо удивлялись». Делалось так для того, чтобы слуги не могли видеть теплой компании, которая собиралась на половине у Алексея Григорьевича. Из мемуаров Екатерины II мы узнаем, что ее супруг как-то раз просверлил дырочку в двери и приглашал поглядеть на это зрелище и Екатерину, которая, однако, благоразумно уклонилась от приглашения. По крайней мере, так Екатерина написала в своих записках.

Благодушие Разумовского вошло в поговорку. Он не был безмерно честолюбив, не рвался к должностям и званиям, его не сжигала жажда деятельности, сладости власти он предпочитал покой и волю. Впрочем, власть у него была всегда под рукой, и он мог ею воспользоваться по своему усмотрению — для любовника, а потом и мужа императрицы не существовало никаких преград. Захотел он стать графом Великой Римской империи германской нации — и вот сам австрийский император Карл VI подписал роскошную грамоту о пожаловании украинского пастуха в рейхс-графы, причем из грамоты Разумовский узнал, что он родился от древнего польского рода Рожинских, не имевших, естественно, никакого отношения к пьянице Гришке из Лемешей. Сочинил всю эту генеалогию ученый монах из Киево-Печерской лавры Михаил Козачинский. Разумовский был глубоко верующим человеком и крепко держался за ритуальную сторону веры: как-то раз сам патриарх Константинопольский давал разрешение больному Разумовскому нарушить строгий пост. Подозреваю, что грамота из дальнего Стамбула пришла в Петербург уже тогда, когда либо Разумовский выздоровел, либо пост кончился. Зато все подивились особому благочестию фаворита.