— Не хотелось бы. Ведь хлюпика надо всегда жалеть. А жалость убивает Любовь.

— Я согласен с тобой, Света, — я стиснул зубы. — Жалость — это ужасное чувство. Это очень лукавое чувство, жалость-то! Она, жалость, косит под сострадание, она прикидывается Любовью, но она, жалость, есть совсем другое, она есть… потакание вампиру.

— Чего, чего? — не поняла Света.

— Любой человек, взывающий к жалости, есть энергетический вампир. Он играет несчастного и всем который не может «поддерживать энергетическое равноправие», а может только тянуть, тянуть и тянуть из одного, второго, третьего и многих других людей Энергию Любви, без которой он — «взывающий к жалости эгоист» и жить-то не может нормально, потому что… он, дурак-эгоист, отдал когда-то свою Жизненную Силу или Энергию Любви Дьяволу в виде жадности, своим видом требует от другого человека Жизненной Силы или Энергии Любви, но… требует ее безвозмездно, не отдавая взамен своей Жизненной Силы. Он, взывающий к жалости человек, есть «энергетический эгоист».

Он, этот взывающий к жалости человек, требует от людей дать ему Жизненной Силы, которой ему так не хватает, требует лукаво, глубоко скрывая то, что уже успел отдать собственную Жизненную Силу Дьяволу в угоду сладостно-тупому искушению возомнить себя Богом. А люди, к сожалению, путают, часто путают жалость с состраданием и отдают свою Жизненную Силу тому, кто уже спутался с Дьяволом. Не жалейте никого, господа… пожалуйста!

— Из Ваших слов я поняла, Эрнст Рифгатович, — уставилась на меня Света, — что любой хлюпающий человек есть человек, спутавшийся с Дьяволом? Так, что ли?

— Да, это так.

— Что, уже и поныть нельзя, что ли? — надув губы, спросила Света.

— М… м… можно, но… добро.

— Добро… ныть?

— Да. Ныть так, чтобы другому человеку не стало жалко тебя.

— Хорошо, Эрнст Рифгатович, я буду именно так ныть… добро.

— Так и ной.

— Ладно.

— Вот и буду так… ныть.

— Ну и пожалуйста.

Мы со Светой на мгновенье замолчали. Света первой прервала молчание.

— А та трехлитровая банка с остатками меда?..

— Эта трехлитровая банка с остатками меда, стоящая уже два года рядом с хлюпалкой-вантузом… есть олицетворение жизненной грусти, — философски проговорил я.

— Почему? — удивилась Света.

— Да потому, что это грустно.

— Почему?

— Да потому, что… грустно.

— Почему?

— Да потому, что грустно жить, сохраняя в душе остаток Любви, как… остаток меда в этой трехлитровой банке, стоящей рядом с… хлюпалкой… под раковиной. Жалко, вроде как, выбросить этот остаток меда вместе с банкой, да и «кушать» этот остаток не хочется… никому. Никому, Света, не хочется довольствоваться остатком, никому! Никому! Все хотят полноценного! Все хотят именно полную трехлитровую банку… Любви… настоящей и полноценной Любви. Ведь Любовь, Света, возрождает не только тебя самого, не только того, кого ты любишь, но и зажигает глаза, при виде которых все люди начинают задумываться над тем, что… ведь есть на свете смельчаки, которые не прячут Глаза Любви от людей, а смело, с любовью смотрят на всех людей, которым сам великий Бог предопределил пользоваться великой Энергией Любви… и не стесняться ее.

— Вы так красиво говорите, Эрнст Рифгатович, по поводу… трехлитровой банки…

— Да уж.

— Кстати, — продолжала Света, — там под раковиной вместе с трехлитровой банкой с остатками меда и пятью пустыми пол-литровыми банками стоят еще: бальзам «Битнер», два шкалика… поддельного… грузинского и армянского коньяка, шкалик поддельной ставропольской водки, сломанная открывашка для бутылок и статуэтка медведя с дырой…

— С какой такой дырой?

— В… дыре… в руках медведя должна была стоять бутылочка… поддельной водки. Но ее кто-то… выпил или… выбросил… подделку эту… в руках медведя.

— А-а.

— Там стоит еще комплект посуды, которую кто-то подарил Вам, Эрнст Рифгатович, комплект… вонючей пластмассовой посуды, которая… должна стоять именно под раковиной рядом с вантузом… закономерно стоять… именно там. Помойный набор, в общем.

— М-да.

— Бальзам «Битнер», вроде как, неплохой. Мы его однажды в общежитии пили. А его-то зачем туда поставили… рядом с хлюпалкой? — спросила Света.

— Рекламой испоганили бальзам этот, негативную энергию слащавости в него вогнали, — ответил я.

— Да, вообще-то, — проговорила Света. — Так вы ничего из того, что там есть… не будете пить?

— Я не пью из помойки, — гордо произнес я.

— Ну, тогда чай с печеньем?

— Просто чай… да покрепче.

Мои мысли опять ушли в глубины мироздания и стали витать там, далеко-далеко там, на Том Свете. Я вдруг понял, что сам Бог производит накачку Мысли Энергией Любви или Жизненной Силой, без которой Мысль бездействует или с огромным трудом и со скрипом чуть-чуть шевелится. Я вспомнил, что тогда, когда я, обдуваемый ледяным тибетским ветром, стоял с широко раскрытыми глазами перед Главным Зеркалом Времени в Городе Богов, я вдруг осознал, что Мысль состоит из Энергии Свободного Времени, того самого Свободного Времени, которое носится по Вселенной… со скоростью Мысли… и подчиняется лишь одному Владыке — Владыке Свободного Времени — тому Владыке, которого все именуют Богом. Именно тогда, когда у меня от холода зуб на зуб не попадал, я, глядя на Главное Зеркало Времени Города Богов, вдруг ощутил правомерность совершенно отвлеченного постулата тибетских лам о том, что Бог есть Время. Именно там, под величественным и грандиозно-громадным Главным Зеркалом Времени, я стал понимать, что Время столь резко отличается от «тиканья часов», что становится аж жутко оттого, что даже на часы надо глядеть по-другому, имея в виду то, что «тиканье часов» есть лишь далекий отголосок мощнейшей думающей субстанции, называемой Мыслью. Время и Мысль едины!

Но даже мощи Времени-Мысли не хватает для того, чтобы в этом мире все жило, работало и функционировало. Для того, чтобы все было так, нужна еще одна энергия — Энергия, которая бы позволяла Мысли жить и функционировать, Энергия-катализатор, Энергия, пробирающая душу любого человека, Энергия, превращающая банальное бытие в сказку… нужна Энергия которая называется… Любовью.

Ни у кого нет сомнений в том, что эта Энергия исходит от самого Бога, именно от Бога, и именно с ее помощью зажигается Жизнь. На Том Свете все понимают, что Мысль и Любовь — близнецы-братья. Без Мысли будут лишь сплошные желания, стремления и порывы, но бессистемные желания, стремления и порывы. А без Любви Мысль будет обесточена и будет лишь холодно подергиваться, не имея страсти. Двуединое царство образуют Мысль и Любовь.

А мы, господа, осознавая значимость Мысли, не должны забывать про значимость Любви, которая (именно она!) накачивает Мысль энергией и дает ей возможность творить Жизнь.