Вот только все пошло не так, как я планировала. Эфирное масло, которым я намазала шею и под носом, наполнило офис ароматами лечебных трав, удивившими клиентов, но ничуть не помогло мне. Голова постепенно превращалась в арбуз, который вот-вот лопнет, глаза щипало, они наверняка были стеклянными, меня все сильнее трясло, горло зверски болело, тело ломило. Я кое-как высидела рабочий день, забрала детей, вымыла их под душем и ухитрилась приготовить ужин. Когда они сели за стол, я легла на диван. Я была решительно не в состоянии что-либо проглотить, но главное, меня не держали ноги, и мысль о том, что надо бы сесть к столу, была сама по себе невыносимо утомительной. Я оперлась затылком о мягкий подлокотник, закуталась до подбородка в плед и стала успокаивать себя тем, что так я, по крайней мере, могу следить за ними. А за мной неотрывно следил Жоаким. Я же время от времени посылала ему успокаивающую, как я надеялась, улыбку. Немного позже, когда все трое чистили зубы, расположившись в ряд перед умывальником, словно луковки на грядке, я, покачиваясь, прислонилась к стенке рядом с ними.

— Мама, ты заболела? — спросила Виолетта.

Эти три слова раскатились барабанной дробью внутри моего черепа.

— Да, зайка, но это ерунда, просто сильный насморк, как у тебя на прошлой неделе.

— Ты какая-то странная.

Я покосилась на свое отражение в зеркале, и точность дочкиного определения вызвала у меня слабую улыбку. Я действительно была будто прозрачной и слегка блестящей из-за жара и холодного пота, поочередно накрывавших меня.

— Кто тебя будет лечить, мама?

— Разберусь. А теперь все марш в кровать.

Я поблагодарила небеса: они, не споря, отправились спать. Как ответственный старший брат Жоаким взял на себя чтение вечерней сказки. Я бы все равно не смогла это сделать. Мне было плохо, как никогда раньше. На этот раз грипп обрушился на меня в самом начале эпидемии. Ноги с трудом донесли меня до лестницы, и я стала медленно карабкаться по ней в спальню, повисая на перилах. У меня ломило суставы, душил кашель, мне удавалось вздохнуть, только широко раскрыв рот, и я все сильнее дрожала. Раздеваясь, я ощутила болезненное покалывание по всему телу. Покопалась в шкафу в поисках чего-нибудь потеплее, натянула старую пижаму, но ее было явно недостаточно, чтобы согреться, и вдруг заметила толстый шерстяной свитер Яниса — самый теплый, самый старый, самый дырявый, совсем бесформенный, который я все не решалась выбросить. Я надела его, дотащилась до кровати, села на край, обхватила себя руками. Мне нужен был Янис, нужно было, чтобы он согрел меня теплом своего тела, чтобы его руки гладили меня по волосам, чтобы он успокоил детей. Я чувствовала себя такой одинокой, такой уязвимой… что решилась на единственный разумный шаг, который заодно мог бы сыграть и роль проверки. Однако высшие силы были не на моей стороне — телефон остался в гостиной. Я очень осторожно спустилась по лестнице и легла на диван. С каждым гудком я все сильнее хотела услышать его голос. Что, как выяснилось, мне было не суждено, поскольку включился автоответчик. Я проигнорировала его, решив, что муж имеет право на презумпцию невиновности: возможно, он просто не услышал. Чуть позже я перезвонила. И снова «бип-бип», я чуть не заплакала. На этот раз я воспользовалась автоответчиком:

Я прервала запись. Продолжая сжимать мобильник в руке, я наконец-то дала волю слезам, которые сдерживала долгие недели. Я так нуждалась в нем, я была готова сдаться, мне не справиться в одиночку, я устала храбриться, терпеть ради детей, ради работы, ради всего остального. Я не могу без него, пусть он придет, хочу быть снова с ним, хочу помочь ему выбраться из пропасти. Я перезвонила в третий раз, но телефон был выключен, то есть это он его выключил. Он не хотел мне отвечать, я звонила, а он не реагировал, я не могла себе представить, чтобы он не услышал мое сообщение, полное отчаяния, но даже оно не заставило его откликнуться. А еще говорил, что не разочарует меня… Он мне опять солгал: его для нас нет, а для меня тем более. Я окончательно потеряла человека, которого люблю. Все кончено. Тот Янис, которого я знала как саму себя, которому посвятила жизнь, исчез навсегда. Да, сначала его бросила я, но сегодня ушел он. В конце концов жар и горе взяли верх, и я погрузилась в нечто похожее на сон, скорчившись на диване в позе зародыша, дрожа всем телом, и в моем бреду Янис от меня уходил, а я звала его и рыдала. В горячечном беспамятстве я вроде слышала голоса детей, безуспешно пробовала вынырнуть на поверхность, но мне это никак не удавалось, а ведь надо было срочно проверить, как они там.

— Вера… проснись… Иди ляг в постель…

По лбу провели холодной рукой, отодвинули волосы. Я смогла разлепить веки и увидела рядом с собой явно озабоченного Тристана, потом услышала плач Виолетты и Эрнеста. Я попыталась встать, Тристан осторожно подтолкнул меня обратно на диван:

— Погоди, не торопись вскакивать.

— Что ты здесь делаешь?

— Жоаким в панике позвонил мне.

В моей руке больше не было мобильника, вероятно, он его забрал.

— Да ты что? Но зачем?

— Ты вся горишь, наверное, ты бредила, а он не знал, что делать. Они очень испугались. Полежи пока, я пойду уложу их, а после займусь тобой.

Он снова потрогал мой лоб, поднялся и направился к детям, которые собрались в гостиной. Тристан взял Виолетту на руки.

— Хочу маму, — всхлипнула она.

— Пусть мама отдохнет, она придет к тебе завтра, принцессочка.

— Ты ей поможешь? — тревожно спросил Жоаким.

— Да, приятель. Ну, давайте, идите спать.

Я проследила за ними взглядом, после чего зажмурилась, чтобы сосредоточиться на голосах. По моему лицу продолжали катиться слезы. Тристан поговорил с каждым из троих, успокоил, объяснил, что это всего-навсего противный грипп, но мама сильная и через несколько дней поправится. Он уложил мальчиков и сказал, что завтра отведет их в школу — мне не стоит из-за этого волноваться. Почитав Виолетте сказку про принцессу, он пообещал, что оставит дверь приоткрытой. Не приди к нам Тристан, сегодняшняя ночь превратилась бы в кошмар.

— Ты в состоянии встать? — спросил он.

Я открыла глаза:

— У меня получится.

На всякий случай он все же поддержал меня за локоть. И хорошо, потому что я зашаталась.

— Лестницу одолеешь? — забеспокоился он.

— Не знаю.

— Дай руку.

Я протянула Тристану руку, он уверенно и твердо взял ее и медленно меня повел, а я отчаянно за него цеплялась, боясь упасть, боясь снова остаться одна, мучительно переживая свою зависимость от него, но выбора у меня не было. И в то же время я чувствовала, что необходимо расслабиться, дать себе волю, иначе я не выдержу. В спальне он довел меня до кровати: