— Ложись.

Я, не задумываясь, подчинилась, мне хотелось только уснуть и забыться. Он укрыл меня одеялом, я дрожала как осиновый лист. Холодная рука снова опустилась на мой лоб.

— Когда ты в последний раз принимала жаропонижающее?

— Э-э-э… не знаю… Вроде что-то приняла, когда пришла с работы, мне так кажется…

— Если ты не возражаешь, я поищу какое-нибудь лекарство. Вряд ли ты быстро поправишься, если не будешь лечиться.

— Аптечка в ванной, — ответила я, делая движение, чтобы встать.

Он осторожно заставил меня откинуться на подушку.

— Лежи, я сам найду.

Стукнули, открываясь и закрываясь, дверцы шкафа, в умывальник потекла вода. Глаза захлопывались сами собой, но я все же открыла их, когда лба и щек коснулась влажная варежка. Тристан аккуратно, сосредоточенно протер мне лицо, просушил полотенцем. Потом помог мне привстать и дал таблетку, которую я запила глотком воды. Не произнося ни слова, он вернулся в ванную и через несколько минут погасил там свет. Наклонился над кроватью, убрал мне со лба волосы. Его рука была такой холодной!

— А теперь тебе надо поспать. Ни о чем не беспокойся, утром я займусь детьми.

Я изо всех сил старалась не заплакать.

— Если что-то понадобится, позови меня, я буду внизу.

— Не оставляй меня одну, пожалуйста.

Он выпрямился, расстегнул пиджак, ослабил узел галстука, снял пиджак и галстук, положил их на кресло, сел на Янисово место поверх одеяла и оперся затылком о спинку кровати. Я лежала свернувшись на своей половине, спиной к нему, и слезы текли по моим щекам.

— Почему он не пришел? — спросила я. — Он не отвечает на мои звонки. Мы ему больше не нужны…

— Мне ничего не известно, Вера. Я, как и ты, не понимаю, что происходит: я его уже два дня не видел. По дороге сюда я непрерывно названивал ему, но всякий раз попадал на голосовую почту.

— Как можно так измениться? Забыть о своей семье?

— Не существует ни одного логичного и приемлемого объяснения.

Он встал, шагнул ко мне, приобнял, положил ладонь на лоб, и мне стало спокойнее.

— Не думай об этом, — прошептал он.

Я заплакала громче.

— Ш-ш-ш…

Он начал гладить меня по волосам и тихонько повторял «ш-ш-ш, ш-ш-ш». Его ласка в сочетании с действием лекарства постепенно остановила мои рыдания, и я наконец уснула.

Издалека доносились голоса детей, звон посуды, писк микроволновки. «Ну-ка, держите, какао готово». Я похлопала ресницами, рот растянулся до ушей: Янис готовит завтрак.

— Тристан, хочу тост! — крикнула Виолетта.

Реальность обрушилась на меня со всей жестокостью: вчерашний вечер, отсутствие Яниса, появление Тристана. У меня перехватило дыхание. Высокая температура еще держалась, но со вчерашним состоянием не сравнить. Однако у меня все болело, в особенности сердце, которое тяжело билось. Я с тысячью предосторожностей поднялась, села на краю кровати и долго не двигалась, пытаясь справиться со слабостью. Потом мои подгибавшиеся ноги с трудом, но все же донесли меня до ванной комнаты. Стараясь не смотреть в зеркало, я плеснула в лицо водой, это было приятно, но ясности в мыслях не прибавилось. Я сняла пижаму и Янисов свитер, влажные от болезненной испарины. На душ у меня смелости не хватило, поэтому я просто натянула старый спортивный костюм и собрала волосы в пучок.

Когда я добралась донизу, голоса смолкли. Все четверо сидели на кухне: Тристан, снова в пиджаке и при галстуке, дети за столом, перед ними — кружки и тарелки. От этой сцены мне сделалось не по себе. Улыбка, адресованная всем сразу, наверняка получилась вымученной.

— Вот и я.

Жоаким вскочил со стула и побежал ко мне. Я раскрыла руки, он бросился мне в объятия, от чего я покачнулась, и прижался к моему животу. Я поцеловала его в макушку.

— Знаешь, мама, я испугался.

— Прости, Жожо, милый. Ты правильно поступил, что позвонил и позвал на помощь Тристана. Молодец!

Он еще сильнее обхватил мою талию и поднял на меня грустный взгляд:

— Я сделал то, о чем меня просил папа.

— Как это?

— Он велел мне заботиться о тебе.

Мысль о том, что на плечи сына, человечка восьми с половиной лет от роду, свалился такой груз ответственности, что он угодил в самую гущу наших с Янисом проблем, разрывала сердце. И откуда такая грусть, когда он говорит об отце? Куда делась его злость? Думаю, теперь я предпочла бы злость той печали, что слышалась сейчас в его голосе.

— Жоаким, дай маме сесть, — вмешался Тристан.

Под моими руками тело сына напряглось.

— Все в порядке, Жожо, любимый?

— Да, мама.

Он оторвался от меня и, потупившись, возвратился к столу. Я пошла за ним, поцеловала Эрнеста и Виолетту и повернулась к Тристану:

— Спасибо.

Он кивнул:

— Садись. Налить тебе кофе, или ты хочешь чего-то другого?

— Кофе подойдет.

— Голодная?

— Нет, не очень.

— Тебе надо есть, если ты хочешь набраться сил, — серьезно заметил он.

— Попозже.

Я взгромоздилась на высокий кухонный табурет и всмотрелась в усталые личики детей.

— Ох, мои милые, вам может быть трудновато сегодня на занятиях. Вечером постараемся пораньше лечь спать.

— Ты уже выздоровела? — с надеждой спросил Эрнест.

— Не совсем, но скоро.

Минут десять спустя, взглянув на часы, Тристан объявил, что пора отправляться в сад и школу. Да, с ним дети не рискуют опоздать! Они надели пальто под внимательным приглядом нашего ночного спасителя.

— Мама, идем! — позвала Виолетта.

— Сейчас.

Я сползла со стула и поплелась к выходу.

— Они могли сами подойти к тебе и попрощаться, совершенно необязательно было для этого вставать, — заметил Тристан.

— Ну уж нет, — ответила вместо меня Виолетта. — Когда мы идем на занятия с папой, мама обязательно провожает нас до двери, чтобы поцеловать.

Вот только это был не Янис. Ситуация меня напрягала, чтобы не сказать больше. Меня охватило то же чувство, что в начале нашего с ним знакомства: это уж слишком. Он, как обычно, криво усмехнулся и обратился ко мне:

— Прийти к тебе, когда я их отведу?

— Нет, не надо. Я вызову врача, позвоню на работу и буду лежать.

— Ни о чем не беспокойся, можешь прямо сразу ложиться. Я уже вызвал моего врача, он должен прийти в ближайшие полчаса и завезет ко мне в офис рецепты и твой больничный, я позабочусь обо всем. А еще я позволил себе оставить сообщение на автоответчике в твоем турбюро — предупредил их, что тебя не будет сегодня и как минимум до конца недели.