Дверь на ключ он закрыл сам. Впрочем, Наташкину – тоже. Но после того, как убедился, что сумка Анны в его руках. Я успела пробурчать, что в мое отсутствие кошки сдохнут от голода и антисанитарии. Он ничего не сказал. Наверное, терпеть не мог кошек. Но внизу бросил обе связки ключей, мои и Наташкины, в почтовый ящик с номером квартиры Анастас Ивановича.

На выходе из подъезда мы столкнулись с дворничихой и весьма выразительно – в основном глазами, изъявили огромное желание обсудить погоду в доме, но Летучий голландец не позволил. Со словами «жизнь скоротечна, у нас нет времени!» закинул сумку Анны на плечо, железной хваткой подхватил нас под руки и потащил через дорогу. По пути я дважды теряла Наташкины туфли. И не из-за того, что они мне чуть-чуть велики: знала, что дворничиха смотрит нам вслед. С этой же целью Наташка несколько раз намеренно цеплялась моей сумкой за кусты. Хотелось, чтобы дворничиха поняла – нас тащат принудительно. Тем обиднее было услышать ее напутственные слова: «Передавайте привет своим!» Так мы и остались «с приветом», но без надежды на немедленную помощь.

«Вольво» стояла на противоположной стороне проезжей части, в месте, не противоречащем правилам дорожного движения. Надежда на то, что ее успели эвакуировать, умерла в зародыше. Зато родилась другая. Причем из знаменитой пословицы: «за двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь». Голландцу неминуемо надо было отвлечься на то, чтобы открыть машину и, следовательно, отпустить хотя бы одну из нас. Скорее всего, меня, если он не левша. Именно я торчала у него справа. В этот короткий промежуток времени вполне могла перехватить у Наташки сумку и звездануть его по башке. Недалеко автобусная остановка. Можно позвать на помощь двух пенсионерок и вот этого… Нет, мужик, если оторвется от скамейки, рухнет. Спрашивается, что сидит, качаясь? Лег бы и не обнадеживал зря.

Прежде чем открыть машину и тем самым дать нам возможность разбежаться в разные стороны, голландец заявил:

– Я дал слово и едва его не нарушил. За это и поплатился.

– А-а-а, – понимающе протянула Наташка, замешкавшись с передачей мне сумки. – Так бы сразу и сказал. А какое слово ты дал?

Не могла же я, даже вырвав силком у Наташки поклажу, двинуть ему по голове, не услышав ответ.

– Быстро садитесь, пока живы и нет хвоста. Сумку берете с собой, некогда открывать багажник. Обсудим все в машине.

Он тревожно оглянулся по сторонам и распахнул заднюю дверцу. Уже находясь в машине, я вспомнила первое знакомство с его коричневым ботинком, сразу же снискавшим мое доверие и расположение. Ничего не поделаешь – это на уровне интуиции.

– Позвоните соседке, чтобы она никому не открывала дверь, – решительно приказал он. – Скажете, что уехали два часа назад в Воронеж. Минимум на неделю. Так получилось.

– Лучше в Тамбов, – проворчала Наташка, принимая у голландца мобильник. – Мы там вроде как уже были.

Разговаривала она недолго, поскольку Анастас Ивановича отвлек звонок в дверь. Наташка ахнула и еще раз напомнила, что мы укатили в Тамбов, откуда, скорей всего, направимся сразу в Воронеж. Недели на две. Тогда мы еще не знали, какой удивительной на самом деле окажется наша дорога! И к чему она приведет!..

После выезда за пределы Московской кольцевой на Симферопольское шоссе голландец облегченно вздохнул, но не разговорился. Мелькали километры и разные тревожные мысли. По сторонам мы не смотрели. Только – вперед.

Конец августа – предтеча осени – оживлял лесной зеленый пейзаж осторожными вкраплениями охры и киновари. Мечта художника! Но если откинуть эмоции, охра – всего-навсего природный гидрат железа с примесью глины. Чем больше глины, тем светлее тон. А киноварь – вообще основная руда все той же ртути. О ней и вспоминать-то не хочется. А лучше вообще сидеть бездумно.

Наташка несколько раз осторожно намекала водителю, не пора ли поворачивать назад, раз хвосты так и не выросли. Последний намек сделала при повороте на бетонку, получив строгий ответ: «нет!»

– Кажется, сейчас нас прокатят по знакомым местам, – задушевно поведала я Наташке. – Только это ни к чему, если, конечно, речь идет о спасении наших жизней.

– Да хватит с нас спасателей! – рявкнула она. – Слышишь, летучий голландский художник?! Немедленно останови! Нам на Светлояр не надо! Ты лично убил Рогожина и украл у него мобильник, тебе ему его и возвращать. Нас с собой в качестве понятых тащить нечего!

Наташка в гневе попыталась открыть заблокированную дверь, решив, что с электроникой вполне можно поспорить, поскольку она творение рук человеческих, а не наоборот. Дверь, на счастье, не поддалась, но разве Наталью удержишь? Этот вопрос напрашивался сам собой, поскольку она рьяно пыталась найти подручное средство для принудительного выставления окна.

– Честное, слово, Руслан, зря вы затеяли эту поездку, не обсудив с нами, – вежливо, но неосторожно поддакнула я Наташке и прикусила язык.

Увы, поздно! Вроде и не очень громко сказала, а реакция на мои слова оказалась жуткой. Машина резко съехала на обочину и нет бы остановиться – заскакала с обочины вниз, как норовистый конь. Еще быстрее, чем приснопамятная «шестерка», которую мы, можно сказать, насильно спасли от окончательного угона.

Хорошо, что посадка у «Вольво» низкая, а уровень развития водителя достаточно высокий, чтобы вскоре этот факт осознать. Мы снесли картером двигателя неопределенное число кочек, глушитель в ужасе оторвался еще на начальном этапе скачек, и остановились, в буквальном смысле, в трех соснах, росших на краю просеки. Дальше тянулось перепаханное поле.

– Да-а-а… – протянула Наташка, возвращаясь на сиденье. – Да-а-а… Ир, знаешь, какая мысль была у меня последней? Не знаешь! А последней у меня была мысль – какая досада, что эти три сосны стоят не на Муромской дорожке! Посмотри, я вся в сборе? Хотя тебе одним глазом не оценить. Зачем ты на голову свитер повесила?

– А, это мой свитер! – обрадовалась я. – Наверное, со страху головой в сумку нырнула. Ты же знаешь, у нее молния сломана. Во что только не зароешься от сознания, что тебя спасают от неминуемой смерти.

– Ну да… Одно дело погибнуть от рук маньяка, другое – от несчастного случая. Чуть не почувствовали разницу… Ты что, придурок? – заорала подруга, заметив признаки жизни, подаваемые с водительского сиденья. Летучий голландец, натужно кряхтя, пытался оседлать свою иномарку, заняв более удобное положение. – С чего вдруг тебя так понесло, друг камикадзе? Я просила, вернее требовала, немедленной остановки, но, разумеется, не такой. Хотя и не рассчитывала на теплое прощание.

«Друг камикадзе» явно забыл русский язык. То ли переживал за техническое состояние машины, то ли осмысливал себя в родной шкуре Руслана. Наташка с раздражением фыркнула и потребовала разблокировать двери. Раздался характерный щелчок, путь на свободу был открыт.

– Вот теперь точно знаю, какой русский не любит быстрой езды!

Наташкина физиономия светилась довольством.

– Я – этот русский. И ты, пожалуй… – бросила она на меня мимолетный взгляд. – Ты, да я, да мы с тобой… Бли-ин!