Я не знала, что именно в его грязных бесстыдных словах окончательно выбило из колеи прежнюю Джесси, но она вернулась и сжимала его член в своих тисках, как кулак, смеясь ему в лицо с дикой самозабвенностью.

– Господи, – вырвалось откуда-то из глубины моего горла, когда я кончила на его член, сильно дрожа. Он только сильнее надавил, и моя спина горела от трения о стену.

– Кончаю, – сказал он, всего одно слово, и я кивнула, думая, что он собирается кончить внутри меня, но вместо этого он медленно вытащил, его быстрое передвижение излучало самоконтроль, и наклонил кончик так, чтобы кончить на мой клитор. Белые струи спермы задели нежную плоть моей киски, и он закружил сперму своим членом, втирая ее в мой уже чувствительный, но забытый клитор. Второй оргазм вырвался из меня, как фейерверк. Я запустила пальцы в его волосы и притянула его ближе для жадного поцелуя, кусая его нижнюю губу и дергая слишком сильно.

– Роман. – Снова. Одно слово. Ни просьбы, ни мольбы, ни заявления. Скорее, заклятие, под которое я проваливалась все глубже и глубже, не потрудившись вернуться наверх, чтобы перевести дух.

Он отстранился от меня, прищурив глаза и натягивая гидрокостюм обратно, его член все еще наполовину встал между нами.

Он развернулся, оставив меня соскальзывать на задницу по его стене, отходя от пост-кульминационного блаженства. Он подошел к журнальному столику, достал косяк и небрежно закурил, как будто мы только что не сделали то, что сделали. Как будто мы не нарушили никаких правил, или обещаний, или даже – возможно - моего сердца.

– Какой антоним ненависти? – выпалила я, пьяная от удовольствия.

Он рухнул на диван, обхватив касяк большим и указательным пальцами и сильно всасывая.

 –Джесси.

Нам удалось впихнуть еще один быстрый секс в душе после секса на кухне. И снова Роман не проявил ко мне никакого милосердия, что объясняло, почему он так долго не прикасался ко мне. У него был подход "не бери пленных" к сексу, и миссионерство не только не входило в его меню, но я сомневалась, что это было даже в его лексиконе. Секс в душе включал в себя меня, согнувшуюся и держащеюся за кран, в то время как он входил в меня сзади, играя с моей киской и позволяя мне пробовать себя на его пальцах время от времени. Я была удивлена тем, как открыто и раскованно он был со мной, но я не должна была удивляться. То, что Роман был хорошим парнем, не означало, что он не был дикарем. Он был и тем и другим. И это было частью его обаяния.

Когда мы, наконец, оделись в его крошечной, влажной ванной, я взяла на себя смелость погладить его морщинистый, хлипкий танк Калифорнийской Республики своими руками.

– Я получу счет по почте или я заплачу тебе сменой в “Дьем”?  – мой голос был игривым, но сам комментарий был язвительным. Но я ничего не мог с собой поделать. Какая-то часть меня злилась, что я не одна такая. То, что мы сделали, было, вероятно, закуской для тур де форс с участием супружеской пары, их собаки и фаллоимитатора. Хорошо. Может быть, не всё, но всё же.

Роман щелкнул указательным пальцем по ключам от машины, бросив на меня скучающий взгляд.

– Я должен отказаться от тебя как от клиента только из-за этого умелого ротика.

– Так давай, – я вальсировала мимо него в гостиную. Его большие шаги эхом отдавались позади меня.

– Я не могу.

– Почему?

– Потому что я уволился.

Я обернулась, быстро моргая.

– Придешь снова?

– Планирую. В следующий раз между твоих сисек. – Он шлепнул меня по заднице, двинулся вперед, небрежно схватил банку пива из холодильника и открыл ее. Еще не было и десяти утра. Иисус, – Я уволился, – повторил он, сделав глоток, - Мой член официально вышел на пенсию и закрыт для бизнеса.

– Когда? – я сглотнула, очень гордясь собой за то, что не заикаюсь.

– Вчера.

– До или после нашего секса? – я прислонилась плечом к той же стене, к которой мы прилипли утром. Влажное пятно спермы украшало желтую поверхность со скалами, и мне потребовалось все силы, чтобы не упасть на колени и не вытереть его начисто.

Роман одним глотком допил пиво и с грохотом вылил его в раковину.

– Раньше. Помнишь всю мою речь о том, чтобы смотреть на себя в зеркало, не вздрагивая?

– Да.

– Больше не могу.

– Что ты сделал?

– Трахался с другими женщинами, когда у меня была девушка.

Это был второй раз, когда он назвал меня так, но на этот раз в конце предложения стоял вопросительный знак. Это было похоже на предложение. Мне казалось, что тысячи гусениц одновременно превращаются в ослепительных бабочек в моем животе, полных надежды и живых. Я всмотрелась в его лицо, пытаясь найти сомнение. Шутку. Обман. Все, что сделает его менее реальным и вернет меня на землю. Его лицо ничего не выражало. Идеальное покерное выражение.

– А я? – усмехнулся я.

– Ты мне скажи, – он дернул плечом, его защитная стена поднялась, почти достигая его глаз.

– Я имею в виду, что ты бросил свою шикарную работу ради меня. Сейчас я не могу сказать тебе "нет".

– Ты всегда можешь сказать мне “нет”, - возразил он.

– Я хочу быть твоей девушкой, Роман.

– Хорошо. Потому что есть список вещей, которые я хочу сделать с тобой, и ни одна из них не подпадает под категорию френд зоны, – он подошел ко мне и трижды поцеловал в губы, нос и подбородок. Мое сердце покрылось мурашками. Я растаяла. Так легко сломаться в его грязных больших руках.

– Насчет сегодняшнего утра… – он вздрогнул.

– Я принимаю таблетки. – я встала на цыпочки и коснулась губами его губ. Они у нас потрескались и болели, и мы немного поморщились, прежде чем я отстранилась.

– Я знаю, – он провел пальцем по моей руке.

Мне даже не нужно было спрашивать, как он узнал. После аборта я с благоговением принимала таблетки. С тех пор я слишком боялась рассказать врачам, что случилось, поэтому они никогда не предлагали мне таблетку на следующее утро. Таблетки лежали на тумбочке рядом с бутылкой воды "Фиджи". Я принимала их каждое утро перед чисткой зубов.

Мы прошли через дверь, направляясь к его грузовику, и, возможно, он был тем же самым печально известным Бэйном Проценко, но я вышла оттуда совсем не такой, какой была, когда впервые вошла.

Живой.

Настороженной.

Цветущей.

Старая Джесси больше не стучалась в дверь моей души. Она ворвалась с ноги.

И весь свет хлынул внутрь.