— Рекомендую спокойствие, — посоветовал ему Тиб. — Здесь вы на территории генерала Ли.

— Генерала Ли! — возмутился капитан Пилгрим. — Вы думаете, всякий раз, когда вы, бандиты Мосби, слезаете с холмов и режете телеграфные…

— Еще одно слово о Мосби, и я окуну вас лицом в одуванчики.

— Уош, офицер еще не осведомлен о новостях, — сказал Тиб. — Он не знает, что находится в плену у армии Северной Виргинии.

Капитан Пилгрим смотрел на них с сомнением. Уош отпустил вожжи, и они поехали к фермерскому дому. Только когда расступилась листва, и доктор увидел два десятка человек в сером, обихаживающих лошадей, ему стало ясно, что сведения его на несколько дней устарели.

— Здесь армия Ли?

— Вы не знали? Как же — сейчас как раз Эйб Линкольн на кухне моет посуду, а генерал Грант стелет постели наверху.

— Мр-р, — прорычал капитан Пилгрим.

— Слышишь, Уош, хотел бы я быть нынче вечером в Вашингтоне, когда въедет Джефф Дэвис. Недолго янки бунтовали, а?

Джози вдруг во все это поверила — мир вокруг нее рушился. «Парни в синем», «Союз навсегда»… «Мои глаза узрели в славе сходящего Господа». Ее глаза наполнились горячими слезами.

— Вы не можете взять в плен моего брата — он не офицер на самом деле, он врач. Он был ранен при Колд-Харборе.

— А, врач? В зубах ничего не смыслит, да? — сказал Тиб, спешившись у веранды.

— Нет, это как раз его специальность.

— Так вы зубной врач? Вот кого мы ищем по всему Мэриленду, моему Мэриленду. Если вы будете так любезны, войдите в дом и выдерите зуб настоящему Бонапарту, кузену императора Наполеона Третьего. Серьезно — он состоит при штабе генерала Эрли. Он уже час воет, как не знаю кто, а медики уехали с санитарной каретой.

На веранду вышел офицер, нервно прислушался к треску ружейных выстрелов вдалеке и обратил взгляд на повозку.

— Лейтенант, мы нашли зубного специалиста, — сказал Тиб. — Провидение послало его на наши позиции, и если Наполеон еще…

— Слава богу! — воскликнул офицер. — Ведите его сюда. Мы уже не знали, взять принца с собой или оставить здесь.

Перед Джози на увитой виноградом веранде разыгралась сценка из жизни Конфедерации. Вышел тощий человек в камзоле с двумя потускневшими звездами, за ним двое помоложе, запихивающие бумаги в брезентовую сумку. Затем разнообразные офицеры — один с костылем, один в нижней рубашке с золотой генеральской звездой, пришпиленной к повязке на плече. Несмотря на общую атмосферу нервного веселья, Джози заметила в их усталых глазах тень разочарования. При виде нее все сделали одно и то же: десяток рук подлетел к десятку шляп, и они поклонились.

Джози чинно поклонилась в ответ, безуспешно попытавшись изобразить на лице надменность и постную укоризну. Через минуту они сидели в седлах. Генерал Эрли бросил последний взгляд на город, которым не смог овладеть, — город, восемьдесят лет назад произвольно воздвигнутый среди болот другим виргинцем.

— Приказы остаются прежними, — сказал он адъютанту, стоявшему у его стремени. — Скажите Мосби, чтобы каждый час слал ко мне курьера в Харперс-Ферри.

— Есть, сэр.

Адъютант тихо сказал ему что-то, и, прищурясь от солнца, он посмотрел на доктора Пилгрима в дрожках.

— Вы зубной врач, я понимаю, — сказал он. — Принц Наполеон состоял при нас наблюдателем. Удалите ему зуб или что там ему требуется. Эти двое останутся с вами. Обойдетесь с ним хорошо, и они отпустят вас без обязательства не участвовать в военных действиях.

Раздался топот, хруст гравия под копытами в аллее, и последнее контрнаступление армии Северной Виргинии быстро растаяло в темноте.

— У нас здесь зубной врач для принца Наполеона, — сказал Тиб вышедшему из дома адъютанту-французу.

— Великолепная новость! — Он повел их в дом. — Принц испытывает страдания.

— Доктор — янки, — объяснил Тиб. — Один из нас останется при операции.

Толстый пациент в дальнем конце комнаты, грубая миниатюра потрясателя Европы, отнял ладонь от стонущего рта и выпрямился в кресле.

— Операция! — вскричал принц. — Бог мой! Он будет оперировать?

Доктор Пилгрим с подозрением посмотрел на Тиба.

— А моя сестра — она где будет ждать?

— Я отвел ее в гостиную, доктор. Уош, ты останься здесь.

— Мне нужна горячая вода, — сказал доктор Пилгрим, — и саквояж с инструментами из повозки.

Принц Наполеон застонал.

— Вы отрежете голову от моей шеи? Ah, cette vie barbare!

Тиб вежливо его успокоил.

— Принц Наполеон, этот доктор просто дьявол по части зубов.

— Я дипломированный хирург, — сухо сообщил доктор Пилгрим. — А сейчас, сэр, не угодно ли снять шляпу.

Принц снял широкополую белую кордову, венчавшую пестрое облачение: красный фрак, французские военные брюки и драгунские сапоги.

— Можем ли мы доверять этой медицине, если он янки? Как я могу знать, что он не зарежет меня до смерти? Он знает, что я гражданин Франции?

— Принц, если он дурно с вами обойдется, здесь во дворе есть яблони и сколько угодно веревки.

Тиб ушел в гостиную, где на краешке волосяного дивана сидела Джози.

— Что вы сделаете с моим братом?

Тиб участливо посмотрел на ее милое встревоженное лицо и сказал:

— Меня больше беспокоит то, что он сейчас сделает с принцем.

Из библиотеки донесся мучительный вопль.

— Слышите? — сказал Тиб. — Принц — вот о ком надо волноваться.

— Вы отправите нас в тюрьму Либби?

— Ни в коем случае, мадам. Вы будете здесь, пока ваш брат лечит принца; потом, как только проедут наши конные дозоры, вы сможете продолжать свой путь.

Джози успокоилась.

— Я думала, все бои идут в Виргинии.

— Так и есть. Туда мы и направляемся. Думаю… Я в третий раз въехал с армией в Мэриленд и в третий раз с ней отсюда отступаю.

Она впервые посмотрела на него с человеческим интересом.

— Что хотел сказать мой брат, когда назвал вас гориллой?

— Наверное, то, что я со вчерашнего дня не брит. — Он засмеялся. — «Герилья», не «горилла». Когда янки действуют в чужом тылу, их называют разведчинами, а когда наши — их называют шпионами и вешают.

— Если солдат не в мундире — он шпион?

— Я в мундире — видите мою пряжку? Верите или нет, мисс Пилгрим, четыре года назад я выезжал из Линчберга щеголеватым солдатом.

Он рассказал ей, как был одет в тот день; Джози слушала и думала, что примерно так же было с первыми молодыми добровольцами, когда они садились в поезд в Чилликоте, Огайо.