- Разумеется. Но я должен понять причины случившегося. Суровцева говорит, что она ударила вас, Елена Александровна, и медсестру с единственной целью – защитить мужа.

- А друг Анжелы пытался придушить Суровцева с целью избавить его от мучений, - невольно рассмеялась я.

- С этим мы разберемся, обещаю вам, - заверил меня Петр Федорович.

- К счастью, в палате велось видеонаблюдение, - заметил адвокат.

- Запись уже у меня, - кивнул следователь. – Но большой вопрос, можно ли будет использовать ее на суде, если учесть, что Суровцев и правда провоцировал жену на убийство. И сейчас меня интересует не моральная сторона измены Суровцева. Мне надо понять, почему пострадала медсестра. Кто виновен в том, что женщине проломили голову. Суд должен принять правильное решение, опираясь на объективные факты.

Беседа затянулась надолго. Порой мне казалось, что следователь уходит в сторону и задает совершенно ненужные вопросы. Время от времени адвокат вставлял веские реплики. Я уже понял – мне намного спокойнее от того, что он рядом. Без его советов бы могла наговорить лишнего.

Меня удивляло, почему я вообще должна рассказывать о себе, если Анжелка едва не убила бедную женщину. Как это связано с произошедшим? Возможно, Анжела действовала в состоянии аффекта, но я-то тут причем? Ее надо допрашивать, а не меня.

В конце общения со следователем у меня сложилось впечатление, что подозреваемая я. Наконец Петр Федорович дал мне подписать протокол.

Я вышла из кабинета уставшая и разбитая. Никогда не думала, что быть свидетелем и давать показания так утомительно.

Лев Михайлович проводил меня до машины.

- Вижу, вы расстроены, - заметил он.

- Нет, просто устала.

- Уверяю вас, вам нечего переживать. У Петр Федорович своеобразный способ общения со свидетелями. Но он очень объективный и опытный следователь. Не сомневаюсь, он разберется в случившемся.

- Очень на это надеюсь, - устало произнесла я. – Спасибо за поддержку.

- Вот видите, а вы не хотели принимать мою помощь, - улыбнулся адвокат.

- Я заплачу за вашу работу.

– Но я не смогу взять с вас денег. Мои услуги уже оплачены.

- Я не допущу, чтобы Суровцев принимал в этом участие.

- Не все зависит от нас в этой жизни, - философски заметила адвокат. - Вы зря сердитесь на господина Суровцева. Он очень порядочный человек. Ошибки молодости совершают все. Кто из нас без греха?

- Вы мой адвокат или его? – взорвалась я. – Не надо его передо мной защищать!

- Поверьте богатому жизненному опыту. Иногда стоит остановиться и подумать. Иначе можно наделать ошибок, о которых потом крепко пожалеете.

- Вы даже не представляете, сколько подобных ошибок я уже совершила. И почти все они связаны с Суровцевым, - усмехнулась в ответ.

- Так не совершите еще одну.

- Спасибо за совет, я подумаю.

Егор сидел на кухне и заканчивал обедать.

- Привет, мам, - он откусил бутерброд. – Ты заходила к медсестре?

- Да, я сейчас из больницы. Но меня к ней не пустили. Она по-настоящему пострадала, не то, что твой отец. Врач сказал, все будет хорошо, беспокоиться не о чем. Ей вчера сделали операцию. Она прошла удачно. Женщина легко отделалась, если так можно говорить о разбитой голове.

- Это хорошо. Ты в полиции тоже была?

- Была. Утром. И очень от этого устала, - призналась сыну.

- А его жену посадили в тюрьму?

- Нет. Пока идет следствие.

- И она на свободе? Ей ничего не будет за то, что она ударила тебя и медсестру?

- Будет суд. А пока Анжелика под домашним арестом, - так мне сказал адвокат. Он вообще оказался на удивление словоохотливым.

- Она никому навредить не может?

- Нет, не бойся. Ей никуда нельзя выходить.

Анжела сидит в квартире, Кирилл перебрался в загородный дом. Семья распалась. Но Суровцев не зря пошел на хитрость с аварией. Убедился, что жена – настоящая змея. Больше ничто не держит его рядом с Анжелой.

Адвокат сказал, что теперь при разводе Анжела ничего не получит. Кирилл не потеряет ни копейки. И вообще Анжелике грозит реальный, хотя и небольшой срок, если медсестра и я подадим на нее заявление. Я подавать его не собиралась. Шишка на лбу и синяк под глазом не слишком серьезные травмы.

- Мам, а можно я позвоню ему? – вопрос Егора отвлек меня от мыслей об Анжеле.

- Кому? – не поняла я.

- Ну, ему. Отцу… - Егор так впервые назвал Кирилла.

- Зачем? – гнев больно ударил в виски. – О чем тебе с ним говорить?

- Ну, о разном… Я же его совсем не знаю.

- И не надо тебе его знать, - как объяснить сыну, что его отец мягко говоря подлец каких мало?

- Мам, ты же сама говорила, что не хочешь, чтобы он умер.

На это мне возразить было нечего.

- Да. Этого я никогда не хотела. А еще я хочу, чтобы медсестра поскорее поправилась. Может, ты и с ней поговоришь? – понимала, что злиться глупо, но не могла остановиться.

- И еще ты за ним присматривала… Значит, он тебе нужен.

- Я не знала, что он притворяется. Мне он не нужен. И тебе тоже.

- Я его не знаю. Как же я могу понять, нужен он мне или нет? – удивился Егор. – Вы бы помирились… И все было бы хорошо.

- Глупости, - отрезала я.

- Ты сама мне говорила, что надо прощать других. Когда я с Машей поругался... Помнишь? Мы тогда карандаши не поделили. А она была не права, забрала у меня бирюзовый карандаш и сломала. Случайно, но рисовать он уже не мог… Но я ее простил, и мы опять дружим. Это же хорошо.

- Если бы я не поделила с твоим отцом карандаши, я бы его тоже простила, - улыбнулась я. У детей своя логика, и с ней спорить сложно. А еще говорят, что устами младенца глаголет истина.

- О чем ты хочешь поговорить с Кириллом? Что я не могу тебе объяснить? – спросила у сына.

- Я просто хочу узнать, собрал он кубик Рубика или не сумел?

Да, очень важная тема для разговора.

- А еще, что он любит? Нравится ему рыбалка, как дяде Толе, или нет? А еще…

- Ладно, я поняла, - что страшного, если они пообщаются?

Может, и правда пора зарыть топор войны? Однако не слишком ли быстро я забыла все обиды? Хотя, за последнее время столько всего произошло. Похоже, адвокат прав, надо остановиться и подумать. Только это очень сложно сделать…

Набрала Кирилла со старого номера.

- Здравствуй, Лена, - в его голосе я уловила неуверенность и надежду.