известно тому, кому не стоило бы об этом знать, — Продолжил капитан, — И если вы ему не подчинитесь, он найдет способ избавиться от вас.

— Подчинюсь? — Ремора хмыкнула, надеясь, что выглядит при этом самоуверенно, — И чего же он хочет?

— Пока что самого малого — поговорить.

Глава 17. Кирация. Анкален. Восточное море

Особняк столичной комендатуры или иначе — военный штаб — был для Реморы памятным местом. Здесь с ней в первый раз заговорил человек, без которого она теперь не представляла своей жизни и которого любила всем сердцем. Тогда Эйден был всего-навсего нескладным восемнадцатилетним юнцом с дурацкой широкой улыбкой и смешным пушком на подбородке.

Теперь же Ремора шла по этим длинным узким коридорам и думала о том, что с ним могло случиться. Ей нужно было добраться до Эйдена любой ценой, любым способом, и если этот способ ждал ее впереди, то она готова была его испробовать.

Ферингрей шел впереди, подметая пыльный пол своим длинным плащом. На стенах часто горели факелы, но вместо света они давали только ощущение духоты и тесноты — или, может, Реморе просто так казалось из-за волнения?

Охраны в штабе практически не было — видимо, всех гвардейцев направили поддерживать порядок на бушующих улицах — а потому в безмолвных пустых коридорах каждый шаг отдавался гулким эхом.

Ремору ожидали в просторном, но достаточно темном зале с окнами под самым потолком, огромным камином и многочисленными богато отделанными креслами, издалека похожими на троны. Во времена, когда здесь распоряжался Эйден, этим залом практически не пользовались, а потому принцесса не помнила ни кресел, ни ковра, ни гобеленов на стенах.

Из-за темноты и пасмурной погоды факелы пришлось зажечь даже днем, и в свете мерцающего пламени Ремора увидела человека, о котором намеревалась забыть и не желала никогда больше встретить.

За двадцать лет он постарел, стал еще более крупным и дородным, чем раньше, но пышные усы и аккуратно подстриженная борода остались прежними. Увидев Ремору, он широко улыбнулся, но с кресла не встал, а лишь развел руки в гостеприимном жесте:

— Какая честь видеть вас здесь, сударыня. Я безмерно рад вновь встретиться с вами!

— Не могу ответить вам тем же, господин Фадел. Честность все еще остается для меня в приоритете.

Повинуясь его жесту, Ремора опустилась в кресло рядом с ним, сложив трясущиеся руки на коленях. В зале было тепло, но принцессу била дрожь.

— Как и для вашего брата, полагаю? — Усмехнулся Лагат Фадел, явно ощущающий себя здесь полноправным хозяином.

Только сейчас приметив замершего в дверях Ферингрея, старик махнул ему:

— Эй, капитан! Принеси-ка нам с гостьей вина, не стой столбом.

С большим трудом проглотив такое пренебрежительное обращение, Ферингрей медленно развернулся и вышел из зала. Глаза Фадела, чуть прикрытые тяжелыми веками, вновь обратились к Реморе, ожидая ответа.

— Как и для моего брата, — Кивнула она, ожидая неизбежной провокации.

— Тогда, может, вы скажете, куда она подевалась в тот момент, когда после кончины вашего отца меня сместили с должности, чтобы в конечном итоге через пару лет отдать ее юнцу, согревающему вашу постель?

— Как раз тогда она была на положенном месте, — Сверкнула глазами Ремора. Надменный тон Фадела, казалось, придал ей сил. Принцесса ярко и во всей красе вспомнила, сколько проблем доставил Кирации этот человек, — Именно вы допустили то, что творилось после смерти отца в Анкалене.

— А то, что творится здесь сейчас, допустил ваш любовник. Признаться, я даже не думал, что нам удастся так быстро захватить город…

“Что же с тобой стало?” — подумала Ремора. Ей до сих пор не верилось, что Эйден, ее Эйден — справедливый, умный, решительный — вдруг взял и допустил то, что мятежники захватили столицу за считанные часы. Но это было правдой — жестокой и беспощадной.

— Капитан Ферингрей сказал, вы хотите поговорить, — Принцесса напряженно сцепила пальцы в замок, — Я вас слушаю.

Откинувшись на спинку кресла, Фадел негромко рассмеялся, покрытая мелкими морщинами кожа натянулась на круглых щеках:

— Вы совершили ошибку, явившись в столицу, сударыня.

— Да как вы смеете? — Возмутилась Ремора, — Вы разговариваете с сестрой короля. В его отсутствие власть в Кирации принадлежит мне…

— Уже не вам. И не вашему брату. Армия присягнула на верность новому правителю, а народ… народ давно не видит в ветувьярах богов. Те времена давно прошли.

Ферингрей принес темную бутыль и два хрустальных бокала. Поставив все это на низкий столик между креслами, он принялся разливать вино четкими, выверенными движениями, хотя Ремора не сомневалась, что сейчас его мысли заняты далеко не исполнением комендантского приказа.

— Армия? — Удивилась она, — Чья же? Ваша?

Что ж, двадцать лет назад она не уберегла Тейвона от ошибки, позволив ему сослать провинившегося столичного коменданта в захолустный городок на юге Кирации. Фадел должен был ползать у брата в ногах за одно только то, что ему даровали жизнь, а он, оказывается, отсиживался на краю королевства и плел заговоры.

— Не только моя, — Качнул головой старик, поднимая бокал, — Ветувьяры тщеславны, и в Кирации хватает людей, мечтающих их низвергнуть. Среди военных их тоже хватает…

— И кто вам заплатил за это? Зиекон? Эделосс? Камарилы? Может, Гвойн?

Развалившись в кресле, Фадел хлебнул вина и лениво посмотрел на собеседницу:

— Вы задаете не те вопросы, сударыня.

— Хорошо, — Прошипела принцесса, — Я могу задать другие. Назовите мне имя предателя, посягнувшего на корону.

— А разве ваша ветувьяр еще не уведомила вас об этом? Не держите меня за дурака, его имя и без меня вам прекрасно известно.

“Жирная мразь” — подумала Ремора, — “И как только смелости хватило?”

— И все же это не тот вопрос, который я от вас жду, — Фадел сделал еще глоток.

Ремора понимала, что идет у него на поводу, но если она хотела получить ответы, то вынуждена была играть по его правилам.

— Что с графом Интлером? Где он?

Старик расхохотался, словно она сказала что-то очень смешное. Реморе внезапно захотелось пронзить его кинжалом, но Ферингрей отобрал его перед тем, как привести ее сюда, утверждая, что это нужно для ее же блага.

— Ах, женщины, — Успокоившись, Фадел дал себе мгновение, чтобы отдышаться, — Жаль, что моя женушка никогда обо мне так не беспокоилась. Глядишь, я б и не тратил столько денег на шлюх…

Ремора упорно ждала, пока он посмеется над собственной шуткой.

— Вновь не тот вопрос, сударыня, — Выдохнул комендант, — Неужели вы не столь умны, как кажетесь?

— За кого вы меня считаете? За свою дрессированную собачонку!? — Не сдержалась Ремора.

— Вы угощайтесь, сударыня, не стесняйтесь, —