да Платоныч, ай да Супермен. Придётся проставляться. Звоню домой и говорю, чтобы она немедленно летела в отдел кадров.

После этого звоню тёте Любе и уточняю, во сколько нужно приехать и не будет ли беды, если я чуть задержусь. Она говорит, что сегодня надо ехать в колхоз и главное успеть до конца рабочего времени. Блин. Придётся пропустить уроки. Звоню Кахе и Альберту, чтобы перенести встречу на более раннее время.

Пока веду все эти многочисленные переговоры, урок уже начинается. Хорошо, историчка, наша классная, незлая баба и даже понимающая. Так что я проскальзываю на своё место и усаживаюсь рядом с Серёгой.

— Где был? — спрашивает он шёпотом.

— Позвонить надо было.

— Деловой, — качает он головой. — Чё насчёт дня рождения думаешь?

Ох, ёлки… точно, у меня же днюха намечается. Уже скоро, а я даже не знаю, как надо отмечать. Пригласить пацанов в гости? Съесть торт и что делать? Играть в морской бой? Это я прикалываюсь, конечно…

— Да вот, — шепчу я, — хотел с тобой посоветоваться. Неохота просто дома сидеть с предками. Что-нибудь бы такое, интересное замутить.

— Замутить… — задумчиво повторяет он, пробуя слово на вкус. — Надо подумать…

— Серый, слушай, мне надо смыться после истории, скажешь на литре, что я типа в больнице, ладно?

— Скажу, только она потом заставит тебя справку приносить.

— Ладно, придумаю что-нибудь.

На переменке я подхожу к Рыбкиной и отзываю её в сторонку.

— Наташ, ну ты как? Успокоилась?

— Знаешь что, Брагин! — злится она, но я не даю перейти инициативе на её сторону.

— Тише-тише, кот на крыше. Не возбуждайся. Я пришёл с миром, а тебе бы только воевать.

— Чего тебе?

— Я сейчас убегу. У меня дела появились. Скажешь, что я в больницу пошёл, ладно?

— А на самом деле ты куда пошёл? С Юлечкой в кино?

Как назло в этот самый момент мимо нас проходит Бондаренко собственной персоной.

— Привет, Егор, — бросает она и идёт дальше.

Рыбкина набирает в лёгкие воздух, чтобы выдать словесный залп, но я её опережаю.

— Ната, ну ты почему такая вредная? Вот вырастешь, будешь мужа своего поедом есть, да? Ежедневную трепанацию черепа проводить, угадал?

Она щурится, но молчит, должно быть не желая прослыть сварливой бабой.

— Ты мне лучше посоветуй, что на днюху придумать. Ты, кстати, приглашена.

— Куда это? Что за днюха? А-а-а… День рождения, что ли?

— Он самый. Надо нам с тобой продумать его хорошенько, не возражаешь?

— А чего там думать?

— Ну, не знаю, может сходить куда. На «Синьора Робинзона» всей толпой. Ладно, ты соображай, а я побежал. И хорош дуться уже, я ни в чём не виноват.

Вот ведь правда, замуж выйдет, мужа затретирует подозрениями. На всякий случай я иду в противоположную сторону той, куда прошла Бондаренко.

Я бегу в бар. Там оказывается закрыто и мне приходится тарабанить. Ёлки… Они вообще работают хоть иногда? Наконец, дверь приоткрывается и из неё выглядывает здоровенный мужик с обритой головой.

— Закрыто, — говорит он, смерив меня взглядом.

— Я к Альберту. Мы договаривались.

Немного помешкав, он меня пропускает. Пока мы здороваемся, прибывает Каха с Рыжим. Я знакомлю их с Альбертом и повторяю всё, о чём мы говорили вчера. Атмосфера как-то неприятно сгущается и становится немного напряжённой.

— Ты чё, Бро, — выкатывает глаза Рыжий, — а может нам сразу перед ментовкой ларёк поставить? Типа, у себя под носом они ничего не заподозрят? Ты маленько-то соображай! Тут будут ходить залётные фраера день напролёт и палить. Слухи разнесутся быстрее ветра. Не, я против. Ну нах. Чё-то ты перемудрил, шкет. И вообще, ты нас какого хера засветил перед ним? Надо было перетереть сначала. Ты в натуре не догоняешь или подставу задумал? Я щас вообще на это дело не готов подписаться после этого всего. Ну нах, в натуре.

Каха ничего не говорит и только глазами стреляет по сторонам. Мне кажется, ему идея нравится, хотя опасения и имеются, но его воображение уже рисует картины сладкой жизни.

— Во-первых, — вступает Альберт, — я тоже рискую, что вы меня спалите.

— Так ты и так под мусорами. Как тебя спалишь? А чтоб тебя не трогали нас сдашь рано или поздно.

— Во-вторых, — продолжает он, — так серьёзные люди себя не ведут. Ты меня не знаешь, а говоришь мне в лицо, что я тебя сдам? Думаю, на этом встречу можно закончить. Вы мне в хэ не упёрлись, ребята. Меня попросил за вас серьёзный человек, я подумал и пошёл навстречу. Вы приходите и начинаете хамить. Идите-ка на все четыре стороны. Если и клиенты ваши такие же как вы, мне это точно не надо.

— Погодите, — говорит Каха. — Простите моего друга за горячность. Просто он говорит, что думает, а мы все заинтересованы в прямом и открытом разговоре. Дайте нам немного подумать.

— Не надо думать. Мне больше не интересно, — пожимает плечами Альберт. — Обосраться можно только один раз, и вы уже обосрались.

— Альберт Эдуардович, — говорю я, — ребята молодые неопытные и горячие. Не делайте сразу выводы по первому впечатлению.

— Слышь, Бро, — щерится Рыжий, — тебя не спрашивают. Ты хлебальничек прикрой свой, пока старшие разговаривают.

Он отчаянно пытается держать себя в руках, но у него очень плохо получается.

— Если позволите, — говорю я, — я хочу только маленькую ремарочку сделать.

Альберт пожимает плечами, а Каха кивает, желая услышать мои соображения. Рыжий, сжимает зубы и едва держится. Он страшно недоволен, что я ещё и вякать пытаюсь, возражая против его авторитетного мнения.

— Вот найдёте вы место. Надо будет оборудовать, закупиться, раздобыть элитный алкоголь, продумать систему маскировки, конспирацию, чтобы в глаза не бросалось постоянное скопление народа. Если будет где-то в трущобах, люди будут бояться приходить, опять же. Молва о вашем баре распространится быстро. Найдут вас тоже быстро, надо будет заниматься крышей, ну чтобы менты не разогнали. Короче, посчитай, сколько времени уйдёт и бабла. А если тема вообще не пойдёт? Если ставить народ не захочет? Что тогда? Деньги на ветер? Здесь же всё готово, все процессы отлажены и даже потенциальные клиенты имеются. Приходить можно свободно, без опасений. Для клиентов это преимущество. А олимпиада уже вот она, на носу практически. То есть можно заходить и сразу лавэ качать. Вот такие соображения. А вы думайте, кумекайте. И так, на всякий случай, я ни с вас, ни с Альберта Эдуардовича ничего не имею. Так что чисто за идею вам помогаю.

— Да, — говорит Каха. — Мы согласны.

— Б*я! Каха, ты чего творишь! — мечет молнии Рыжий. — Какого хрена! Тебя ган*он этот разводит, как лоха, а