ждёт и встречает как того доктора в рентген-кабинете, в халате на голое тело. Кажется это какой-то пунктик…

Я погружаюсь в сладкие и волнующие переживания и следующие за ними события. Время пролетает быстро. Нам никто не мешает и мы предаёмся любовным радостям со всем жаром и неутомимостью, на которые способна только юность. Мне хватает одного взгляда на её роскошное тело, чтобы ощутить новый прилив сил и, кажется, на неё это производит впечатление.

Наконец, насытившись и истощив силы, мы останавливаемся и затихаем.

— Мне кажется, нам надо отметить твоё новоселье и новую работу, — говорю я, испытывая внезапный романтический порыв.

— А мы чем всё это время занимались? — спрашивает она.

— Нет, не так. Нам надо куда-нибудь сходить.

— Куда же? — фыркает Татьяна. — В кукольный театр?

— Нет, Тань, пошли в бар.

— В бар? — удивляется она.

— Да. Я хочу угостить тебя коктейлем. Ты пробовала когда-нибудь настоящий коктейль?

— Нет, — машет она головой.

— Тогда решено. Собирайся!

Мы выходим из общаги и идём пешком. Общежитие находится недалеко от городского сада, во дворе, среди жилых домов. Расположение, надо заметить, отличное. Выходим на Кирова и медленно двигаемся по заснеженной аллее. Жёлтый свет фонарей и густой снег, поваливший к вечеру, превращают улицу в уютную сказку.

Таня держит меня под руку. Мы болтаем и смеёмся, не обращая внимания на действительность, замечая только друг друга. Подходя к ресторану, мы останавливаемся.

— Егор, может не пойдём? — спрашивает Татьяна. — Здесь дорого, наверное… Да мне завтра на работу рано вставать. И тебе, наверное тоже. В школу, в смысле.

Она смешно округляет глаза и прикрывает варежкой рот:

— Подумать только, ты ещё школьник!

Пока мы топчемся и уговариваем друг друга, я замечаю две тёмные фигуры, стоящие неподалёку, около закрытого в это время киоска «Союзпечать». Они о чём-то разговаривают и время от времени бросают на нас короткие взгляды.

Из-за темноты и густого снега я не могу их как следует рассмотреть, но они, определённо кажутся мне знакомыми. Они жмут друг другу руки и в это самое мгновенье рядом с нами раздаётся очень знакомый голос:

— Добрый вечер.

Я быстро оборачиваюсь. Ну конечно, Рыбкина. Ну ёлки-палки! Как же ты невовремя, Наташа… Не сказав ни слова, я снова поворачиваю голову к подозрительным мужчинам и вижу, что они начинают двигаться в нашу сторону. Один из них тяжело припадает на правую ногу. Это тот самый блатной, что подкарауливал меня у подъезда. А рядом с ним идёт Рыжий, Кирилл, партнёр Кахи.

22. Друзья познаются в беде

Хромой идёт, тяжело припадая на правую ногу. Лицо суровое, челюсти сжаты, глаза — чёрные дыры. Я напрягаюсь, делаю шаг вперёд, закрывая собой нежные создания, Таню и Наташу. Рыжий, немного не доходя до нас, поворачивает направо и начинает подниматься по ступенькам, двигаясь в сторону бара. Сделав несколько шагов, он останавливается и, поднеся к глазам два пальца, переводит их на меня. Типа, я за тобой слежу, Бро.

Хромой, меж тем, поравнявшись с нами, останавливается и проводит ребром по горлу.

— Кабздец тебе, фраерок, — сипло говорит он и его небритое лицо искажается подобием злобной улыбки.

Он сплёвывает себе под ноги и двигает дальше, а Рыжий заходит в бар. Ну что же, сегодня битвы не будет…

— Это кто? — тихо спрашивает Таня.

— Это Наташа, знакомься, пожалуйста. Моя одноклассница и подруга.

— Очень приятно, — улыбается она. — А это… этот человек?

— Не знаю, наверное выпил лишнего. Мало ли…

— Знаешь, Егор, — с напором говорит Наташка, — это уже чересчур. Я бегаю, ищу его по друзьям, а он с женщинами развлекается. Сказал, что на работу, а сам… Заврался ты!

Она кипит от гнева и презрения.

— Почему ищешь? — спрашиваю я, игнорируя обвинительную часть её речи.

— Ну и разброс у тебя! — продолжает она. — Широта кругозора просто поражает. От пятнадцатилетних соплячек до… Вам сколько лет, не подскажете?

— Двадцать один, — растеряно отвечает Таня.

— Вот! До зрелых двадцатиоднолетних женщин! Неразборчивый и аморальный!

Ох и дурочка ты, Наташа Рыбкина. Зрелая двадцатиоднолетняя женщина, ну ты и выдумала. Глазом моргнуть не успеешь, как уже пятьдесят пять, а ты всё такая же юная и полная желаний как в семнадцать и в двадцать. А потом всё ещё быстрее, только успевай листы календаря переворачивать.

— Ты чего раздухарилась, Наталья?! — пытаюсь я её остановить.

Я бросаю взгляд на Таню. Она от Наташкиных слов стоит, как оплёванная, сжавшаяся в комок.

— Постеснялась бы такие вещи вслух произносить, — укоризненно говорю я. — Это Татьяна, медицинская сестра. Она меня, можно сказать, с того света вытащила, и я ей очень благодарен за это. И за то, что она не отвергла моей дружбы. А у тебя что на уме?

— Ты всё неправильно поняла, — говорит Татьяна и вдруг прижимает ладошки к щекам. Всё не так поняла. Мы же просто… мы просто друзья с Егором. Товарищи.

Ага, это у нас товарищество такое. Взаимоприятное, но по негласной договорённости временное, пока какой-нибудь новый серьёзный жених не появится.

Таня всхлипывает, а Наташка, смутившись, немного притормаживает.

— Простите… — говорит она. — Я просто перенервничала. Извините меня. Егора найти не могли. Звонили на базу, там сказали, что сегодня его нет и не будет. Ну я друзей обзвонила, у кого телефон есть, потом к Вадиму сбегала и…

— Да что случилось-то? — перебиваю её я. — Зачем ты меня разыскивала?

— Так маму твою в больницу увезли, — разводит она руками.

— Чего?!

— Ей плохо стало и она в обморок упала, я как раз у вас дома была. Вызвали скорую, её увезли в «трёшку». Она сейчас в эндокринологии. Говорят, диабет.

— Что? Какой ещё диабет? Она худая вон какая, да и с чего бы вообще?

— Не знаю я…

— Никаких же признаков не было…

— Ну, это надо с врачом поговорить, я не знаю. Пошли скорее!

Мы бежим в больницу. Все втроём. Наташка внимательно присматривается, пытаясь выявить приметы нашей с Таней связи. Вот кого в ментуру надо. Учителем она хочет стать… В школе милиции наверное.

В больнице сообщают, что мама вне опасности, всё нормально, но пройти к ней не разрешают. А завтра утром, если всё будет хорошо, её можно будет забрать. Ничего непонятно, но приходится уходить. Наташка смущаясь говорит, что ей надо в туалет.

Она убегает и Таня тут же набрасывается на меня:

— Вот, правильно, тебе девочка сказала! — говорит она драматичным шёпотом. — Я взрослая тётка, а ты ребёнок ещё!

— Тань, ты себя слышишь? — усмехаюсь я. — У нас разница с тобой четыре года всего. Это не смешно даже.

— Во-первых, четыре с