Поселить Еву с сестрами отдельно от родителей предложил Гитлер. И став, рейхсканцлером, он сохранил мещанскую психологию, по которой молодой девушке было неприлично жить совсем одной. Но еще до этого Ева пережила второй душевный кризис — не понимая, любит ли ее Гитлер.

Свидетельством этого является ее дневник с 6 февраля по 28 мая 1935 года. Вот несколько выдержек.

«6. II.35 г. (День рождения Евы. — А. П.)

Сегодня, вероятно, как раз тот день, когда можно посвятить себя дневнику. Я счастливо достигла 23 лет. Но счастлива ли я — это другой вопрос. В данный момент определенно нет… Если бы у меня была хотя бы собачка, то я не была бы совсем одинокой… Собственно, я неблагодарна. Но мне уж так хотелось иметь таксу, а теперь снова нет ничего…

11.II.35 г.

Сегодня он был здесь. Но никакой собачки, никакого гардероба. Он даже не спросил, есть ли у меня какое-нибудь желание ко дню рождения. Сейчас я сама купила себе украшения: цепочку, серьги и кольцо за 50 марок…

18.II.35 г.

Вчера он пришел совершенно неожиданно, и это был восхитительный вечер. Но самое прекрасное — это то, что он лелеет мысль забрать меня из магазина и (но я не буду лучше пока так радоваться) подарить мне домик. Я просто не могу об этом думать — так чудесно было бы это… Милый бог! Сделай так, чтобы это в обозримом времени осуществилось…

11.III.35 г.

Я желаю себе только одного: тяжело заболеть и хотя бы восемь дней ничего не знать о нем. Почему со мной ничего не случается, почему я должна переживать все это? Лучше бы я никогда его не видела. Я в отчаянии… Почему черт не заберет меня, у него определенно лучше, чем здесь… Я нужна ему только для определенных целей, другое невозможно (идиотизм). Когда он говорит, что любит меня, то он подразумевает только это мгновение. Так же, как и его обещания, которые он никогда не выполняет. Зачем он меня так мучает и сразу не покончит со мной?

1 апреля 35 г.

Вчера он пригласил меня на ужин в «Четыре времени года». Мне пришлось сидеть около него три часа, и я не могла переброситься с ним ни одним словом. На прощание он протянул мне, как уже было однажды, конверт с деньгами. Как было бы прекрасно, если бы он еще написал мне приветствие или приятное слово, я бы так порадовалась. Но он об этом не думает…

10. V.35 г.

…Погода такая чудесная, а я, любовница самого великого человека Германии и на земле, сижу и могу смотреть на солнце через окно. Что же он так мало понимает и все еще заставляет меня низко кланяться посторонним…

28. V.35 г.

Только что отослала ему решающее для меня письмо. Посчитает ли он его важным? Ну, посмотрим. Сейчас 10 часов вечера, пока никакого ответа… И это его безумная любовь, в которой он меня так часто уверял, если он мне три месяца не говорит доброго слова…

28. V.

Боже мой, я боюсь, что он сегодня не даст ответа. Если бы хоть один человек мне помог, все это не было бы таким ужасным и безнадежным… Боже, помоги мне, чтобы я еще сегодня смогла поговорить с ним. Завтра будет слишком поздно. Я решила принять 35 таблеток, чтоб уж наверняка не проснуться. Если бы он хотя бы позвонил».

Комментарии, как говорится, излишни…

28 мая 1935 года измученная Ева приняла большую дозу снотворного. Вернувшаяся Ильза застала сестру при смерти и оказала ей первую помощь, а затем вызвала врача. Правда, Ильза заподозрила в этом театральный жест, поскольку доза была не смертельной, а дневник, из которого она вырвала страницы о самоубийстве, чтобы скрыть столь щекотливое обстоятельство, лежал на видном месте.

Но Гитлер обо всем догадался, и этот «несчастный случай» возымел действие. 9 августа 1935 года Ева и Гретль въехали в просторную трехкомнатную квартиру на Виденмайерштрассе. Гитлер стал чаще приезжать туда, но всегда очень поздно, чтобы его визиты остались незамеченными. Однако разве может приезд фюрера остаться незамеченным, если квартал заполняют полицейские и гестаповцы? По городу поползли слухи. Дошли они и до родителей Евы. Фриц Браун счел себя опозоренным тайной связью дочери, пусть даже и с канцлером. 7 сентября, набравшись мужества, он написал Гитлеру письмо, призывая его вернуть «заблудшую овцу в лоно семьи». (Интересно, осмелился бы кто-нибудь у нас написать подобное Сталину?)

Разумеется, почтой посылать такое письмо было немыслимо. Поэтому осторожный Браун попросил Гофмана передать письмо лично канцлеру. Но еще более осторожный фотограф сперва показал письмо Еве, немедленно изодравшей его в мелкие клочки. Отцу же она сказала, что Гитлер просто не захотел ничего отвечать. Однако педантичный Браун сделал копию, и этот любопытный исторический документ сохранился.

Отношения в семье испортились окончательно. Отец стал запирать дочь в комнате и вообще допекал, чем только мог. Ильза демонстративно третировала сестру, а мать называла Еву не иначе как «шлюхой этого человека».

Но Гитлер выполнил свое обещание и поручил Гофману приобрести для Евы виллу в престижном и зеленом районе Мюнхена на Вассербургштрассе, 12 (теперь это улица Дельфтштрассе). Осмотрев дом, Ева пришла в восторг. Тихое, спокойное место, уединение от соседей, всего десять минут езды до квартиры Гитлера на подаренном им «мерседесе».

Официально вилла была записана на Гофмана, заплатившего за нее 30 тысяч рейхсмарок, снятых с его банковского счета. Только в 1938 году виллу нотариально переоформили на «личную секретаршу фюрера Еву Браун».

До самого конца войны официальное жалованье Евы составляло 450 марок в месяц. Но поскольку она действительно умела неплохо фотографировать, то Гофман платил дополнительно. А главное заключалось в том, что Гитлер часто расхваливал ее работы. Однажды он заметил, что сделанный ею снимок настолько хорош, что стоит никак не менее 20 тысяч марок. Догадливый Гофман немедленно выдал Еве премию на эту сумму.

Теперь она стала гораздо спокойнее и уравновешеннее, ведь Гитлер доказал, что любит ее. Жизнь Евы скрашивали и подаренные канцлером два небольших скотч-терьера — Негус и Штази, похожие своими бородками и торчащими, словно рожки, ушками на маленьких черных чертиков. Судьба этих собачек оказалась печальной. Негус погиб на берлинской улице от осколка снаряда. Штази, который оставался в «Бергхофе», во время одной из бомбежек убежал. Трудно понять, как маленькому скотч-терьеру удалось преодолеть по гористой местности около 300 километров и добраться до мюнхенской виллы Евы. Грабившие опустевший дом иностранные рабочие забросали Штази камнями. Кто-то из соседей узнал терьера и хотел дать ему кость, но Штази с визгом кинулся прочь и исчез навсегда. Его писанный маслом большой портрет в золоченой раме после войны висел в мюнхенской квартире Ильзы Браун.

Вилла Евы с архитектурной точки зрения не представляла ничего особенного, но была обставлена с большим вкусом, и жилось в ней весьма уютно. Мебель из экзотических пород дерева, множество картин и ковров. Там имелся даже телевизор, один из первых в Германии. А бомбоубежище с мощной бронированной дверью, вентиляторами и насосом для нагнетания внутрь свежего воздуха спроектировал сам Гитлер.